Последние отзывы

  76  

– Нет. Послушай, дорогая, я серьезно. Расскажи мне… ну, что ты хочешь от жизни.

– Что я хочу? – Похоже, это ее рассмешило. – Неужели тебе это действительно надо? То есть, правда, к чему это? Так хорошо быть просто мужчиной и женщиной, этого достаточно. – Она задумалась на мгновение. – Вот послушай: как-то летом, когда мне было шестнадцать, моя тетя взяла меня с собой в Меза-Верде, в индейское поселение. И там, когда устроили пляски, один мальчик и я никак не могли оторвать глаз друг от друга. Так и смотрели друг на друга. Индейцы были толстыми и старыми, и на самом деле мне было совершенно неинтересно знать, кто такой птичий бог или солнечный бог, и мальчику тоже. Мы оба были гораздо красивее, чем их танцы. Я помню, на мне были джинсы и клетчатая рубашка; да, а волосы были заплетены в косички. Мальчик был очень смуглым, наверно иностранец… таким смуглым, даже смуглее индейцев. На нем были кожаные шорты – такие носят альпинисты. Луна сияла. Я сказала тете, что мне надо в уборную, поднялась на скалу и стала его ждать. Мы занимались любовью прямо на камнях. И, знаешь, может, он действительно был иностранцем. Мы не произнесли с ним ни слова.

Она повернулась к Хэнку, откинула волосы назад, и он увидел, как отрешенно она улыбается.

– Так что… неужели ты действительно хочешь знать, что мне нужно от жизни?

– Да, – медленно проговорил Хэнк, на этот раз уже вполне серьезно. – Да, думаю, да.

Она снова легла на спину и сложила руки за голову.

– Ну… естественно, я хочу, чтобы у меня был дом, и дети, и все остальное, как у всех…

– А что-нибудь как не у всех?

Она помолчала, прежде чем заговорить снова.

– Наверно, – медленно произнесла она, – мне нужен еще кто-то. Для дяди и тети – я всего лишь помощница в тюрьме и фруктовой лавке. Ну, конечно, я хочу еще множество всяких необычных вещей – например, ножик для разрезания страниц, хорошую швейную машинку и канарейку, как была у моей мамы, но все-таки больше всего я хочу действительно что-то значить для кого-нибудь, быть для кого-нибудь больше, чем тюремная кухарка или продавщица арбузов.

– А что значить? Кем быть?

– Наверно, кем этот Кто-то захочет.

– Черт побери, не слишком-то честолюбивые помыслы. А что, если этот Кто-то захочет видеть в тебе кухарку и продавщицу арбузов, что тогда?

– Он не захочет, – ответила она.

– Кто? – спросил Хэнк с гораздо большей озабоченностью, чем хотел показать. – Кто не захочет?

– Ну не знаю. – Она рассмеялась. – Просто Кто-то. Кто в один прекрасный день окажется.

Хэнк почувствовал облегчение.

– Ну ты даешь: ждать, что когда-нибудь появится кто-то, кого ты даже не знаешь, чтобы стать для него чем-то. К тому же как ты узнаешь этого кого-то, даже если и встретишь его?

– Я его не узнаю, – промолвила она, садясь и прислоняясь к борту пикапа с ленивой неторопливостью кошки. Спрыгнув на землю, она остановилась на мокром песке у канавы и принялась завязывать свои волосы в узел на затылке. – Это он узнает меня. – Она повернулась к нему спиной.

– Эй! Ты куда?

– Все нормально, – ответила она шепотом, – я просто в воду.

И она вошла в канаву так легко, что даже не потревожила лягушек, которые продолжали выводить свои трели. Вот звонит колокол Хэнка-Луны не было, но ночь была такой ясной и чистой, что тело девушки как будто светилось, такой светлой была ее кожа. «Как она умудрилась остаться такой белой, – недоумевал Хэнк, – в местности, где даже бармены загорелые?»

Она снова начала что-то напевать. Потом повернулась к пикапу и бросила взгляд на Хэнка, стоя по колено в воде, по которой плыл пух и отражения звезд. Затем она двинулась дальше, и Хэнк смотрел, как темная вода поглощает ее белое тело – сначала колени, потом узкие бедра, женственность которых подчеркивалась лишь тонкой талией, живот, темные соски грудей, – пока над тополиным пухом не осталось лишь лицо. Зрелище было потрясающее. «Ах ты жопа, – прошептал он себе под нос, – она и вправду необыкновенная».

– Я люблю воду, – буднично заметила девушка и без малейшего всплеска исчезла под водой, что было настолько противоестественно, что Хэнку пришлось уговаривать себя, что в самом глубоком месте канава не больше четырех футов. Он

следил за расходящимися кругами, не отводя взгляда. Еще ни одной девушке не удавалось его так заарканить; и пока она пребывала под водой, он полуиспуганно, полувесело прикидывал, кто тут кого залавливает.

И небо, как он заметил, уже не казалось оловянной фольгой.

  76