очень нудно 
42 
В квартире Серебряковых было тихо: не работал телевизор, молчал телефон. Дверь открыл худой сонный подросток, несколько минут спустя из темной кухни, кутаясь в теплую вязаную шаль, вышла Ирина Сергеевна Серебрякова. Сейчас, с растрепанными темными волосами, в старом махровом халате и пушистых розовых тапочках, она была похожа на тетку с рынка, торгующую продуктами с переносного лотка. Но чувствовала она себя в таком виде комфортно, как будто вернулась наконец к тому, что ей было предназначено с самого рождения. Выглядела Серебрякова, правда, неважно: под глазами круги, лицо несвежее и покрытое красными пятнами.
— Здравствуйте, Ирина Сергеевна. Мне очень неловко вас беспокоить, но необходимо уточнить некоторые факты, которые появились в ходе следствия. Не возражаете? Вы в состоянии давать показания?
— Да, со мной все в порядке. Проходите. — Она, как тень, скользнула в свое кухонное гнездо, где в полумраке Леонидов с трудом различил брошенное на диван одеяло и небольшую подушку.
Этот маленький мирок был ее панцирем, защитой от бед и исчезающих иллюзий. Проходя к плите, Ирина Сергеевна машинально поправила несколько кружевных салфеток, провела рукой по листьям стоящих на столе цветов. Казалось, она проверяла реальность этого мира, сомневаясь в том, что он не ушел в небытие вместе с ее покойным мужем.
— Я сварю вам кофе, Алексей Алексеевич? Или, если хотите, есть борщ и какое-то мясо. Вы голодны?
«А ведь она не намного старше меня. Сколько ей: тридцать пять, тридцать шесть? Но не сорок, это уж точно. А ведет себя по отношению ко мне как мать», — подумал Леонидов, с трудом найдя в себе силы отказаться от тарелки борща.
— Нет, спасибо. Только кофе.
Он подождал, пока ароматный кофе не был разлит по маленьким фарфоровым чашечкам. Это был настоящий кофе, не имеющий ничего общего с той бурдой, что разливали по пластмассовым стаканчикам в уличных кафе. Все в этом доме было настоящим: мебель, деньги, люди и миражи.
Они немного посидели молча, и наконец Леонидов решился:
— Я приехал к вам сегодня, Ирина Сергеевна, потому что необходимо выяснить: зачем ваш муж купил двадцать восьмого августа трехкомнатную квартиру в районе Митино?
— Квартиру? Какую квартиру?
— Трехкомнатную квартиру, улучшенной планировки, две лоджии, шикарный паркет, огромная кухня.
— Я ничего не знаю о покупке квартиры. Зачем нам квартира? Какой смысл менять наш район на какое-то Митино?
— Да, действительно! — Леонидов растерялся.
— У вас есть еще вопросы?
— Значит, покупку новой квартиры муж с вами не обсуждал. А то, что он собирается устраниться от дел и передает полномочия Павлу Сергееву, он с вами обсуждал?
— Вот как? — Похоже, удивилась она вполне натурально.
— Вы не в курсе?
— Нет.
— Как и с квартирой?
— Повторяю, о покупке квартиры ничего не знаю. Никакой квартиры не видела.
— Конечно не видели. Вы ведь даже не заходили в дом. Что спугнуло вас тогда, двадцать девятого августа, вашу машину видели возле дома, где ваш муж купил квартиру, о которой вы якобы ничего не знаете?
— Там видели мою машину?
— Темно-зеленый «пассат», металлик.
— Ну, таких машин в Москве, слава богу, десятки тысяч.
— А почему же «слава богу»? Вы правы, таких машин, как ваша, в столице много, но не у всех вмятина на правом переднем крыле. Есть свидетель, который вас видел.
— Вы сказали, что я не выходила из машины. Как мог ваш свидетель меня видеть? Вы говорите чушь.
— Зато теперь вы сказали правду, признались, что действительно были возле того дома на своем темно-зеленом «пассате». Похоже, вы следили за своим мужем?
— Я не хочу об этом говорить. Надеюсь, вы понимаете, что есть вещи, о которых женщине не хочется говорить?
«Где-то я уже слышал сегодня эти избитые слова… Ну конечно же, нечто похожее, только погрубее, сказала Лана, прежде чем признаться в отвратительном шантаже, — подумал Леонидов. — А в чем же собирается признаться жена покойного бизнесмена? Чего она так боится?»
— Поверьте, я слышал немало исповедей, и удивить меня трудно. Если не вы убили мужа, то вам должно быть небезразлично, что убийца разгуливает на свободе.
— Хорошо, я скажу. Мне нелегко признаться, но я рада, что Сашу убили. Это звучит чудовищно, но я рада тому, что он умер моим. И похоронила его я, а та женщина только стояла рядом и не осмелилась подойти.
42 
