54 
– Вы что, феминистка?! – ужаснулся Сиверов. – Лично я как-то не ощущаю разницы между этими двумя понятиями...
– Врете, – ожесточенно газуя, отрезала Ирина.
– Ну и вру... Вам что, жалко?
– Да врите на здоровье, мне это не мешает. Все равно я уже, кажется, научилась понимать, когда вы говорите правду, а когда лжете.
"Как бы не так", – усмехаясь, подумал Сиверов.
– Вернемся к нашим баранам, как выражается Федор Филиппович, – сказал он вслух. – Господи, да что ж вы творите?! Вы же ему чуть зеркало не снесли!
– Кому? – хладнокровно поинтересовалась Ирина.
– Неважно, проехали... Так вот, вы – умный человек и наверняка очень скоро сами поймете то, о чем я вам сейчас скажу. Если уже не поняли...
– Что именно?
– Понятно, что скандал вокруг "Явления..." в данный момент нежелателен. Во-первых, он подорвет репутацию галереи, да, пожалуй, не только галереи – страны... Но это бы еще полбеды, к скандалам нам не привыкать. Беда в том, что похитители, узнав о том, что их афера выплыла наружу, могут занервничать и предпринять что-нибудь радикальное. Это как с похищением людей, понимаете? Похитителя нельзя пугать, потому что, испугавшись, он может убить заложника. То же и в нашем случае. Когда о краже картины начнут трубить средства массовой информации сначала у нас, а затем по всему миру, этим подонкам станет ясно, что все их труды пошли насмарку – картину им теперь не продать. А какой смысл хранить у себя ворох бесполезных холстов, которые к тому же являются неопровержимым вещественным доказательством твоей вины? Это ведь все равно что спать в пороховом погребе с зажженной сигаретой в зубах... Поэтому, если мы хотим вернуть картину или хотя бы часть ее, надо держать все в тайне, сколько это будет возможно.
– По-моему, это уже обсуждалось, – сказала Ирина, – причем давным-давно. Зачем повторять одно и то же по десять раз?
– Это была прелюдия, – сказал Глеб, – присказка. Что же касается самой сказки, то суть ее, если говорить коротко и без обиняков, заключается в следующем: громкий скандал вокруг этого дела послужил бы единственным надежным залогом вашей безопасности. Бессмысленно затыкать рот человеку, который уже все сказал. Как только все откроется, вы станете похитителям безразличны. Что есть вы, что нет вас – им от этого ни жарко, ни холодно, у них других хлопот полон рот. У них тогда останется одна забота: зарыться поглубже, чтобы их не нашли, и избавиться от улик.
– Это мне понятно, – после непродолжительной паузы сказал Ирина. – Мне непонятно, к чему вы клоните. На совесть пытаетесь давить? Так это напрасный труд. Я и без вас знаю, что должна делать, а чего не должна. Вернуть картину – мой долг, вам ясно?
– Ничего подобного, – возразил Глеб. – Это не ваш, это мой долг. Мой и таких, как я. А вы – частное лицо, и никто не имеет права требовать от вас, чтобы вы рисковали жизнью. Я вам даже больше скажу. Вы можете думать, что ваша жизнь – ничто по сравнению с этой картиной. Так вот, это – чепуха, нонсенс. Никакая картина не стоит человеческой жизни. Жизнь, потраченная на написание картины, – это еще имеет какой-то смысл. Но жизнь, отданная, извините, за кусок испачканного масляной краской холста, – это преступное расточительство. Особенно если речь идет о такой жизни, как ваша...
– Это что, комплимент?
В голосе Ирины не было женского кокетства, одно только холодное удивление и неприятие того, что пытался втолковать ей Сиверов.
– Это простая констатация факта, – возразил тот. – У вас должны получиться прекрасные дети – красивые, умные, талантливые. У них будут свои дети, а у тех – свои... Представляете, огромное множество красивых, умных и талантливых людей – ваши потомки? Вы только вообразите себе их всех – на сотни, а может, и тысячи лет вперед! И всех их вы готовы погубить за одну картину? Да пропади она пропадом!
Ирина даже немного сбавила скорость, чтобы, повернув голову, с каким-то новым выражением взглянуть Глебу в лицо.
– На дорогу смотрите, – сердито буркнул он. – Умереть за картину – это, конечно, глупо, но хотя бы красиво. А размазаться по дороге на скорости двести километров в час не только бессмысленно, но и противно. Не эстетично, я бы сказал.
– Вы очень необычно рассуждаете для человека, в круг обязанностей которого входит умение убивать людей, – заметила Ирина, переводя взгляд на дорогу и снова нажимая на педаль газа так, что двигатель под капотом злобно завыл на нестерпимо высокой ноте. – Если вы действительно придерживаетесь подобных взглядов, зачем же было выбирать такую профессию? Шли бы в медицину или, например, в педагогику...
54 
