Некоторое время она петляла по городу, то резко набирая скорость, то снова ее сбрасывая. В зеркале заднего вида не усматривалось ничего подозрительного, ни одна машина даже не пыталась повторять ее безумные маневры. Собственно, далеко не каждая машина была на это способна, не говоря уж о водителях...
Глядя в зеркало заднего вида, она чуть было не въехала под задний бампер остановившегося на светофоре грузовика, и ей немедленно – ну а то как же! – вспомнился Глеб Петрович, предупреждавший, что, проверяя, нет ли за ней слежки, она при своей манере вождения запросто может угробиться сама и угробить какого-нибудь ни в чем не повинного участника дорожного движения. Черт бы его побрал, этого Глеба Петровича! Оставалось утешаться лишь тем, что водителю грузовика ничто не угрожало: столкновение с влетевшей в корму его воняющего соляркой динозавра спортивной "хондой" вряд ли могло ему хоть как-то повредить. Хотя бы в этом всевидящий Сиверов ошибся, и на том спасибо...
Для успокоения нервов она посетила несколько магазинов, а также массажный салон и парикмахерскую. Парикмахер, как всегда, сделал свое дело на славу; учитывая то, что волосы у Ирины пребывали в полном порядке, высокооплачиваемый мастер визажа ограничился тем, что вымыл их, слегка пощелкал вокруг ножницами и уложил в точности так, как они лежали до прихода Ирины в парикмахерскую... то есть, извините, в салон красоты.
Уже в сумерках она заказала легкий ужин в одном из своих любимых ресторанов, а когда настал черед кофе, попросила у официанта сигарету и выкурила ее, глядя, как за окном кабака над Москвой сгущаются теплые сумерки. Пока она курила, скупыми глотками отпивая из чашки, к ней пару раз подгребали какие-то не совсем трезвые типы с предложениями: а) пересесть за их столик и б) потанцевать (для начала). Думая о своем – в частности, о том, что даже в центре Москвы и даже в очень дорогих ресторанах не стало спасу от хамья, – Ирина чисто механически отшила обоих кавалеров. И кавалеры, как ни странно, тихо отстали – возможно, еще не набрались до нужной кондиции.
Встреча на конспиративной квартире была назначена на двадцать три часа – у Федора Филипповича были какие-то неотложные генеральские дела (помнится, Сиверов с улыбкой предположил, что Потапчук просто отправился на дачу окучивать картошку), и он долго извинялся, назначая Ирине свидание в столь неурочное время. Теперь, когда нервы у Ирины почти совсем успокоились, она стыдилась своей выходки настолько, что у нее даже мелькнула заманчивая мысль не ходить на эту встречу совсем. А что? Поздно ведь, и вообще... Она же не военнообязанная, в самом-то деле!
Тут уж ей сделалось совсем скверно. Ведь она считала поиск картины (Боже мой, картины! Фрагментов, фрагментов, а не картины! Господи, какой ужас, варварство какое...) своим личным, персональным делом, священным долгом перед памятью отца. Возможно, на свете существовали другие люди, которые могли ей в этом помочь, но ни один из них почему-то до сих пор не возник на туманном горизонте. А те, кого она видела – толстый сердитый начальник райотдела в чине полковника, худой, сутулый и услужливый начальник другого райотдела в чине подполковника и их подчиненные в погонах и без, – были помощниками такого сорта, без которых она предпочитала обойтись. Виктор? Вот как раз Виктор и порекомендовал ей обратиться к Федору Филипповичу, а она... Господи, ну до чего же стыдно!
Словом, на встречу надо было идти, если она хотела уважать себя как личность. В принципе, ничего страшного не случилось. Ей хотелось выкинуть коленце, и она его выкинула. А поскольку все на свете имеет свою цену, то ей, по всей видимости, придется-таки извиниться перед очкастым Глебом Петровичем. Слава богу, он, кажется, из тех, кто способен принять извинения с достоинством и достаточно деликатно, не заставив ее пожалеть о произнесенных словах покаяния.
Она так взвинтила себя этими размышлениями, что прибыла к месту встречи почти на час раньше оговоренного срока. "Поесть им, что ли, приготовить?" – подумала она, загоняя машину через узкую арку во двор, который из-за разросшихся деревьев казался не просто темным, а черным, как гуталин. Эта мысль вызвала на ее лице ироническую улыбку; потянув за цепочку ассоциаций, которые привели к возникновению этой мысли, Ирина без труда вытащила на поверхность сознания засаленную банальность: "Путь к сердцу мужчины лежит через желудок". Она не ожидала, что может оказаться такой примитивной. Мысленно обозвав себя дурой и тут же подумав, что в последнее время употребляет этот эпитет по отношению к себе что-то уж слишком часто, Ирина выключила двигатель и открыла дверцу машины.