23 
– Покажи ей, кто в этом доме главный.
– А кто у нас главный?
– Ты, конечно. Ты знаешь, как я к тебе отношусь, а о папе и говорить нечего – он в тебе души не чает.
– Это пока я была единственной дочкой, а теперь нас будет две. Но совет принят! Я ей, самозванке, устрою веселую жизнь!
– Устрой, моя радость, устрой. Только без рукоприкладства – этого папа не поймет. Ты просто постарайся сделать так, чтобы ей самой захотелось вернуться обратно в Псков, к белым церквам и синим куполам.
– Точно! Так я и сделаю! А сейчас пойду звонить ребятам. Приглашу их к себе, может, и они что-нибудь хорошенькое посоветуют. Кстати, у нас хоть мороженое в доме-то имеется?
– Конечно.
– Ореховое?
– По-моему, еще осталось. Но об этом не беспокойся: я схожу на кухню и проверю и, если его мало, съезжу и куплю.
– Может, еще пирожных прихватишь, Жанчик? И пепси банок шесть. Заодно. Если тебе не трудно, конечно.
– Ну что ты, дорогая! Можешь быть абсолютно спокойна, зови своих подружек.
– Жанчик, ты золото!
– Не зови меня Жанчиком, сколько раз я тебя просила!
– Не буду. Пока, Жанчик! – Изобразив в дверях поцелуй, Юлька убежала к себе.
За ней поскакал Прыгун. В дверях бесенок скорчил издевательски умильную рожу и послал воздушный поцелуй бесу Жану:
– Пока, Жанчик!
Жан плюнул ему вслед, но не попал.
– Как ты мне усложняешь жизнь, мерзкая девчонка! – прошипела Жанна, когда за Юлькой со стуком закрылась дверь. – Да еще вот-вот вторая появится! Непредвиденное осложнение, блин!
Жанна одним прыжком взлетела на свою роскошную постель под черным балдахином и заколотила по ней длинными ногами.
– Не-на-ви-жу! – простонала она, скрипя зубами и зарываясь лицом в черные подушки.
– Ничего, хозяйка, ничего, – сказал Жан, присаживаясь на край постели и поглаживая плечи Жанны шершавой черной лапой, – мы это непредвиденное осложнение общими усилиями как-нибудь устраним. Церковниц нам в доме не надо!
– Жан, я-то имею дело с двумя осложнениями, а не с одним!
– Опять тебе Юлька на нервы действует?
– Ну да. Мало того, что я должна изображать нежнейшую любовь к ней, заниматься ее проблемами, так еще вдобавок я – ведьма второй категории! – должна ехать покупать этой дурехе и ее гостям пепси и пирожные!
– И съездишь, лапочка, и купишь, и ничего с тобой не случится. А когда станешь мадам Мишиной и полноправной хозяйкой в доме, вот тогда и покажешь обеим сестричкам, кто в доме главный! – «А главный-то в доме – я!» – подумал при этом Жан.
– Ты прав, Жанчик.
– Не называй меня Жанчиком! – кокетливо просипел Жан.
Жанна кинула в него подушкой и рассмеялась.
– А ловко ты сунул на экран эту картинку вместе с Юлькиной фотографией. Где ты ее взял?
– Там же, в кабинете у Мишина. Это открытка, которую ему теща прислала. Я ее запустил, чтобы затуманить изображение: опасался, что Юлька себя узнает на экране, ведь это была ее прошлогодняя фотография.
– Ну что ты, у нее бы на это мозгов не хватило. «Какая противная! Вся в веснушках!». Умереть можно от смеха, какая дурочка у меня будет падчерица.
– Две падчерицы, – поправил Жан.
– А это мы еще поглядим! Мне и одной-то много… – И Жанна запустила в него второй подушкой, да так удачно, что она пролетела сквозь беса.
К вечеру в комнате Юльки дым стоял коромыслом. Дыму напустил единственный допущенный на совет мальчик, Юрик Сажин. Приглашенные девочки, Гуля Гуляровская и Кира Лопухина, не курили. То есть курить-то они, конечно, умели, современные были девочки, но сейчас их больше привлекали пирожные и мороженое. Девочки сидели в креслах вокруг столика со сладостями, Юрик устроился на диване.
А в углу комнаты сидела другая компания, ребятам не видимая: тут бес Прыгун принимал своих гостей. Гости были один другого краше. Юрика сопровождал бес по прозвищу Нулёк, похожий на мартышку с горделивой петушиной головой на плечах, а с Кирой и Гулей явились две бесовки, и об этих дамах стоит сказать особо.
Гулина бесовка Брюха была безобразна до тошноты. Она имела облик, среди бесов считавшийся оригинальным: Брюха была похожа на огромный розовый живот на поросячьих ножках с губастым ртом посередине. Жирная поверхность этого живота была усеяна огромными прыщами, имевшими способность превращаться в крохотные сонные глазки: иногда этих глазок было великое множество, иногда – ни одного. Зато огромный рот оставался всегда, а из него то и дело высовывался толстый красный язык с сизо-серым налетом. Этим языком бесовка Брюха слизывала прямо со спины Гули испарения ее обжорства. Бесовка была постоянно голодна, и поэтому Гуле приходилось почти беспрерывно что-то жевать. Поскольку головы как таковой у Брюхи не было, интеллектом она не блистала, а дабы это скрыть, старалась употреблять как можно больше сленга. Она и подопечную тому же учила.
23 
