1

Джессика нервно мерила шагами комнату и курила.

На часах было без пяти семь, а это значит, что ровно через пять минут у парадной ее дома остановится ослепительно белый «кадиллак», а через минуту раздастся звонок в дверь ее весьма скромной квартирки на втором этаже. Она откроет и увидит в дверном проеме худощавую фигуру в безупречном костюме, холеное лицо с гладко выбритыми щеками, с которого на нее посмотрят нагловатые, самодовольные, колючие глаза. Потом на этом лице появится оскал полуулыбки и, тряхнув сединой, этот гадкий человек скажет ей «привет, киска», схватит за руки, притянет к себе и покровительственно, по-отцовски, поцелует в лоб.

А потом они покатят, утопая в мягких сиденьях роскошного автомобиля, туда, куда ей совсем не хочется ехать.

Туда, где ей придется бесконечно растягивать губы в дурацкой улыбке, болтать что-то пустое и слегка кокетничать, расслабляя атмосферу, пока Тим Кэпшоу будет заводить важные деловые знакомства. Туда, где ей будут говорить дешевые комплименты, пачкать маслеными глазами ее тело, присасываться к руке и похотливо сопеть в ухо на каждом туре вальса. Туда, где все будут методично напиваться и постепенно забывать о правилах хорошего тона. В разгаре веселья будут сыпаться пошлые шутки, и толстые пальцы в перстнях потянутся к задиристым попкам и крутым бедрам мелькающих повсюду «их женщин». И это все называется «закрытой вечеринкой».

Джессика брезгливо поежилась, погасила сигарету, подошла к окну и отдернула штору.

Ослепительный «кадиллак» только что остановился у входа.

Ровно семь. Он, как всегда, безупречно пунктуален. Болезненно пунктуален. Невыносимо.

Она быстро прошла в спальню, оглядела себя в большом трюмо, слегка подкрасила губы. Темно-зеленое шелковое платье в коричневых разводах, напоминающее кожу змеи, плотно обтягивает ее пикантные формы и только благодаря этому держится на ней. Его последний подарок. Длинные, стройные ноги обуты в узкие туфли на высоком каблуке. Каштановые, мелко завитые волосы чувственно вздрагивают и колышутся при каждом повороте головы. На бледном лице горит вишневый рот.

О да, она дьявольски сексуальна в этом наряде и с этой прической… И, может быть, со временем привыкнет к своей роли красивой светской игрушки.

Звонок в дверь. Долгий, требовательный, упорный.

Джессика тряхнула головой, расправила плечи и бодро направилась к входной двери. Со вздохом открыла.

— Привет, киска.

Сухие, жесткие губы на миг прилепились к ее гладкому лбу.

— Ты умопомрачительно хороша сегодня. Это платье — просто шик. У меня, оказывается, неплохой вкус. — Он стоял теперь в двух шагах от нее, его слегка прищуренные глаза бегали по ее телу. И она чувствовала себя дорогостоящей безделушкой, аксессуаром его богатой, напыщенной, блестящей жизни. Только и всего.

— Что ж, нам пора ехать, — снова сказал он. — Сегодня нам предстоит обработать парочку довольно жирных акул. Я должен заключить с ними контракт. Уверен, что ты будешь умницей и не подведешь. Правда, киска?

Тим нетерпеливо потер ладонь о ладонь, и Джессика заметила в его зелено-карих глазах выражение хищного самодовольства.

Киска. Ее начинало воротить от этой бесконечной «киски». Она попыталась улыбнуться, но вместо улыбки на ее лице появилась кривая усмешка. Может, поговорить сейчас с ним?

Сказать, что она не может больше выносить этот бездушный маскарад? Сказать, что за месяц их знакомства она так и не узнала его… Он говорит, что любит ее и хочет, чтобы она стала его женой. Четвертой по счету. Какая честь! Но как она может стать женой человека, которого совсем не знает, который постоянно ускользает и как будто прячется от нее. Она никогда не знает, что он чувствует. Не знает, когда он говорит правду, а когда лжет. Может, он всегда только лжет ей?

Она решительно посмотрела ему в глаза.

— Тим, нам нужно поговорить.

— Не сейчас, киска. Прошу тебя, не сейчас.

— Нет, я хочу поговорить сейчас. Для меня это очень важно.

— Сейчас мы должны ехать. Ты ведь знаешь, насколько важен для меня этот договор. Мы поговорим позже, обещаю тебе, — отчеканил он жестко и властно.

— Если мы не поговорим, я никуда не поеду.

— Что это на тебя вдруг нашло, киска? О чем ты хочешь поговорить?

Его глаза были такими чужими и равнодушными, что ее окатило холодом.

  1