76 
Женщина в бордовом платье отчего-то выглядела старой, уставшей, хотя в ее волосах не было ни одного седого волоса. Лицо ее не сияло, оно словно бы увядало с каждым новым мазком, положенным на полотно старым художником, пока не получилось это.
Эраст Валентинович, вздыхая:
— Да-с. Неудачно. Но подпись имеется. Думаю, что несколько тысяч долларов эта картина стоит. Но, сказать по правде, это отвратительно.
Ольга Сергеевна:
— Да что вы понимаете! Вы просто завидуете!
Веригин, обиженно поправив очки:
— Я не художник. Я критик.
Ольга Сергеевна:
— Все критики — это неудавшиеся художники!
Веригин, снимая очки:
— Ну, знаете! Терпеть оскорбление от особы, которая совершила преступление, я не желаю! Ну, знаете! Попрошу оградить.
Старший оперуполномоченный, пожав плечами:
— Разберемся! Ольга Сергеевна, попрошу вас в машину. Следователь ждет.
Ольга Сергеевна:
— Можно позвонить?
Старший оперуполномоченный:
— Позвонить? Кому?
Ольга Сергеевна:
— Соседке. Разве я не имею право? У меня квартира, я хочу, чтобы за ней присмотрели.
Старший оперуполномоченный:
— Хорошо, можете позвонить, кому захотите. Это на ход следствия никак не повлияет. Телефон в гостиной, так я понимаю? Или вам мобильную связь предоставить?
Ольга Сергеевна:
— Обойдусь.
И она, ни на кого так и не взглянув, прошла в дом. Капитан кивнул одному из милиционеров: мол, проследи, чтобы ничего такого не сотворила. Потом, словно вдруг что-то вспомнив, посмотрел на присутствующих.
Старший оперуполномоченный:
— Да, а где та книжечка, что была при Марии Кирсановой?
Олимпиада Серафимовна, удивленно:
— Записная книжка? А вам зачем?
Старший оперуполномоченный:
— Попрошу найти и принести. Необходимо для следствия.
Валя, метнувшись к двери:
— Я принесу! Она у Маруси в комнате!
Наталья Александровна ей вслед:
— Тебе не в первый раз по чемоданам лазить!
Медсестра через несколько минут принесла черную кожаную сумочку на длинном ремешке. Капитан расстегнул замочек, достал записную книжку:
— Очень интересно! Как знать, может и пригодится?
Вернувшаяся на веранду в сопровождении милиционера Ольга Сергеевна сумочку заметила сразу:
— Зачем это вам?
Старший оперуполномоченный:
— Как же? Улика! А что вы так переживаете, Ольга Сергеевна!
Ольга Сергеевна:
— Вы не имеете право трогать личные вещи!
Старший оперуполномоченный:
— А это разве ваше? Кстати, последний вопрос: вы, когда убираетесь, надеваете на руки перчатки?
Ольга Сергеевна:
— Перчатки? А что тут такого?
Старший оперуполномоченный:
— Да, ничего. Нитяные, резиновые?
Ольга Сергеевна молчала. Егорушка, сморщив нос, произнес:
— Нитяные, я видел. Иногда надевает.
Ольга Сергеевна:
— Выродок! Юродивый! Но ничего, покрутитесь теперь! Я вам устрою!
Старший оперуполномоченный:
— Прошу в машину. Так же попрошу присутствующих отметить факт возвращения краденой картины. Чтобы не было потом претензий.
Домработницу увели. Олимпиада Серафимовна снова разохалась, попросила у Вали капелек и подушку под спину, и пока та бегала за всем этим, обиженно моргнув, спросила у сидящих на веранде:
— Что это она сказала? Что значит покрутимся? О чем это она?
Но никто Олимпиаде Серафимовне не ответил.
ЧЕРНЫЙ
Завтрак был испорчен, и у всех разом пропал аппетит. Некоторое время спустя, дамы разошлись, а на веранде остались только братья и Валя, убирающая посуду со стола. Егорушка, посопев носом, заметил:
— Я всегда знал, что Ольга Сергеевна плохая.
— А ты хороший, — раздраженно заметил старший брат. — Тебе давно лечиться надо. Как ты теперь жить собираешься? И где?
— Как где? Здесь.
— А ты соображаешь, что теперь папина доля перейдет к твоей тетке? А тебе ничего. Ни-че-го, по слогам повторил Эдик.
— Ну и что? Разве Маруся меня выгонит? Она хорошая.
— У нее ведь и другие родственники имеются. Как ты с ними уживешься?
— Какие родственники?
— Иногда мне тебя даже жалко, Егор, — грустно сказал старший брат. — Ладно, живи. Дозволяю. Только перестань подсматривать, иначе вылетишь отсюда с треском.
76 
