82 
— И долго вы собираетесь этим питаться? По-моему, надо дать объявление в газету или обратиться в агентство по трудоустройству.
Та ничего не ответила, серьги жалобно звякнули и затихли. Олимпиада Серафимовна была печальна. После паузы она обратилась к Майе, которая тоже вновь сидела сегодня за общим столом:
— Я рада, детка, что все обошлось. Ты бледна немного, но в целом выглядишь неплохо.
— Жаль, что ты сегодня утром не видела, как Ольгу Сергеевну арестовали, — возбужденно сказал Егорушка.
— Арестовали? — напряглась Майя.
— Она убийца, — таинственным голосом сообщил Егорушка. — А тебе теперь никто не будет надоедать. Ты случайно взяла пистолет, ведь правда?
— Да, — упавшим голосом сказала Майя.
— И мы рады детка, что все обошлось, — поддержала внука Олимпиада Серафимовна. — По-моему, мы прекрасно с тобой поладили, и, несмотря на все эти ужасные события, — она приложила к глазам платочек, — несмотря на события, все будет хорошо. Жизнь постепенно наладится, все войдет в прежнюю колею. Ты будешь учиться, писать картины. Мы все будем тебе помогать. Кто-то должен заниматься хозяйством, следить за этим домом.
— Вы, конечно, — съязвила Наталья Александровна.
— Ну, уж не вы, Наташа. У вас магазин. Вы всегда говорили, что работа важнее всего и требует постоянного на ней присутствия.
— Вы так же говорили про театр, Олимпиада Серафимовна. Что без вас там никак.
— Ах, я уже стара, Наташа! Так стара. И потом: я слегка преувеличивала. Насчет своей занятости. Мне давно пора и на покой. Но заниматься домом силы еще есть, — поспешила добавить Олимпиада Серафимовна.
— А я еще молода. У меня силы тем более есть.
— Да перестаньте вы! — не выдержал Эдик. — Делите шкуру неубитого медведя и даже не представляете себе, на ком она надета!
— Что это ты говоришь, внук?— сердито посмотрела на Эдика Олимпиада Серафимовна. Потом дальнозоркими глазами прицелилась к дорожке, идущей от калитки к дому. — А это еще кто? Что за особа?
Эдик тоже посмотрел в сад. Потом рассмеялся:
— А вот и развязка! Так я и знал!
Она шла к дому, неуверенно оглядываясь по сторонам, и комкала в руке какую-то бумажку, должно быть, с адресом. Сидящие на веранде удивленно переглянулись: в доме не ждали гостей. А меж тем она была уже возле веранды, женщина лет сорока с небольшим, когда-то яркая, волнующая брюнетка, а теперь слегка поблекшая, но все еще красивая, уверенная в своей женской привлекательности и силе. В руках у женщины был небольшой, сильно потертый чемоданчик и хозяйственная сумка.
Задержалась возле крыльца, оценивающе оглядела кирпичный особняк, опоясанный кольцевой верандой, пристройки, разбитый под стенами цветник, вьющиеся по столбикам растения, покачала головой. Мол, хорошо живете, богата Потом поднялась по ступенькам, вошла на веранду, достала платочек из хозяйственной сумки, вытерла мокрый лоб:
— Уф. Жарковато. Пока доберешься, и дух вон. Доброго здоровьица вам всем.
— Вы кто? — чуть приподнялась из плетеного кресла Олимпиада Серафимовна.
— Алевтина я. Кирсанова Алевтина, — приехавшая слегка поклонилась. — А вот вас не знаю, уж извините.
— А… — Олимпиада Серафимовна обессилено опустилась обратно в кресло.
— Ах, Алевтина! — Вера Федоровна недобро прищурилась.
— Как Алевтина? — И Наталья Александровна посмотрела на Майю. — Мать, что ли?
— А где ж моя девочка? — женщина обвела глазами сидящих на веранде. — Где ж Маруся моя? Соскучилась я.
— Как где? — не поняла Олимпиада Серафимовна. Потом кивнула на Майю. — Вот сидит ваша дочь. Что это с вами?
— Какая ж это дочь? — Алевтина, прищурившись, посмотрела на девушку. — Это нашего завуча дочка, Вероники Юрьевны. Это Майечка Николаева. Здравствуй, дочка. А где ж моя Маруся? Вы с ней вместе, что ли сюда приехали? Это хорошо, это правильно. Чем тебе по гостиницам, лучше здесь, места много. Хороший дом, богатый.
— Как это Майя? Как это дочка завуча? — взвизгнула Наталья Александровна. — Что вы такое говорите?
— Что слышала, — зло сказала вдруг Вера Федоровна. — А вы, дуры, имущество делите. Дуры.
Егорушка испуганно заморгал, а Эдик вдруг рассмеялся:
— Объясняю ситуацию: эта девушка не Маруся Кирсанова. Она случайно нашла ее сумочку и была ошибочно принята за другую.
— Как это? — Олимпиада Серафимовна взялась рукой за грудь. — Как это была принята? А что ж она? Почему ничего не сказала?
82 
