очень нудно 
47 
— То есть память к ней может так и не вернуться?
— Я не знаю, — честно призналась Ирина Федоровна. — Вот если бы Владимир Степанович…
— Ну, понятно. Разница есть. Женщины в таком состоянии к вам еще не поступали, данных нет, но разница есть.
— У вас хорошее чувство юмора, — обиделась она.
— Извините. Это нервное.
— Не хотите у нас полечиться?
— Не хочу.
— Может, вам выписать успокоительное?
— Меня ваше начальство успокоит. А если я его не найду, никакие лекарства не помогут. Потому что я дурак. Я должен был приехать сюда еще три месяца назад. Как только отсюда уехал «следователь» Мукаев. Не голову в песок прятать и на кофейной гуще гадать, а искать источник. Откуда-то он берется, этот газ? Скажите… Ирина, а он мог его изготовить?
— Кто он?
— Ваш шеф! Владимир Степанович!
— Изготовить что?
— Это… этот… Ну, газ.
— Он все может, — почтительно сказала Ирина Федоровна. — Но…
— Ладно, я понял. Спасибо за ценную информацию. Если мне понадобятся ксерокопии, — он кивнул на медицинские карты. — Вернее, суду. Я за ними приеду. Или пришлю кого-нибудь. Нет, лучше сам.
— Суду? — удивилась она.
— А как еще можно доказать его существование? Газа, — пояснил он. — Странно, что «журналист» не изъял документацию. Он смотрел карты?
— Я не знаю.
— Ах, да! Они же заперлись в кабинете! Не исключено, что все это — филькина грамота.
— Как-как?
— Произошла подмена. Это не те медицинские карты. Впрочем, я могу ошибаться. Кроме журналистов до вашего шефа дела никому нет, он действительно захотел в отпуск, пока шумиха не стихнет и СМИ не переключатся на другое. Время такое: то и дело где-то горит. Всего хорошего. Спасибо за ценную информацию…
Вечер
…«Обычный. В джинсах и футболке. Спортивный. Волосы темные. Лицо обычное». Если бы его, капитана Свистунова, попросили описать Петра Зайцева, он так бы и сказал. Такими же словами. И как бы ни напрягал память, не назвал бы ни одной особой приметы, несмотря на свой хваленый профессионализм. Обычный. В том-то и дело! Эх ты, профессионал! Зайцев-то круче! Но кто он? Частное охранное предприятие — миф, прикрытие. Но попробуй докажи это! Чья-то служба безопасности работает. И ищут они то же самое, раз приехали в клинику. И пока они опережают. Это понятно: их много, а он один. А вдруг все-таки журналист? «У тебя, Свисток, паранойя. Надо было у красавицы-медички таблеточку взять. Надо было…»
Главный врач жил в районе, соседствующем с Р-ским, в городе, который был гораздо ближе к Москве и намного больше. Искать его жену пришлось долго, гораздо дольше, чем квартиру Владимира Степановича. Хотя и тут пришлось потрудиться. Дом был старый, на одной из узких корявых улочек, где по обеим сторонам выщербленной дороги торчали противотанковые ежи опиленных тополей. Таких же старых, корявых и виноватых лишь в том, что закрывают окна нижних этажей. За это их и разжаловали в ежи. Владимир Степанович жил на третьем. Дверь никто не открывал, что было не удивительно. Лето, все на дачах. Он убедился в этом, когда попытался найти участкового. Тщетно. Вернулся, присел на лавочку, закурил и глубоко задумался. Наконец пришла соседка, сухонькая старушка в огромных очках с плюсовыми стеклами, похожая на сову, и сказала, что «они все на даче».
— А где дача? — безнадежно спросил он, и старушка принялась путано объяснять.
Через пять минут он понял, что это безнадежно. Если ехать согласно выданному ею плану, заночевать ему придется в дремучем лесу. Понял только, что посылают обратно в Р-ский район. Но где находится поселок Зубо-во-3, он, местный житель, припомнить не мог. И на карте вряд ли значится. Если только плясать от Зубова-первого. Меж тем дело к вечеру, дни летние, длинные, но недалеко и до сумерек. Черт его знает, где оно, Зубово?
— Где, вы говорите, поворот? Сразу после кладбища?
— Верно, милок. И там все едешь, едешь, пока по левую руку не будет вода. А может, и заросло все. Я в тех местах лет тридцать как не была. Может, и нет уже никакой плотины? Слышь, Марья? Есть там у вас плотина нынче, али уже нет?
Он обернулся. Грузная женщина лет пятидесяти подошла и поставила на скамейку тяжелую сумку, после чего вытерла пот со лба и устало сказала:
— Какая еще плотина? Вспомнила! И речка почти уже пересохла. Так, ручеек остался. А ты — плотина!
— Вы — жена Владимира Степановича? — догадался он. — Мария Ивановна?
47 
