142 
Понимание своих проблем эти дети и подростки находили только у ровесников с подобной психологической структурой, сталкивавшихся с такими же трудностями. Так как их не понимали в школе, они бойкотировали ее, а поскольку их не понимали и родители, они проклинали родителей. Но, будучи в то же время крепко привязанными к родителям и неосознанно ожидая от них помощи и спасения, они оказывались из-за упрямства в состоянии тяжелейших конфликтов. Конфликты еще усиливались чувством вины. Так эти дети и подростки попадали на улицу. Там они не были счастливы, но чувствовали себя свободными. И продолжалось это до тех пор, пока полиция не задерживала их и не водворяла в приюты зачастую только за то, что этих 15-, 16-и 17-летних девушек где-нибудь заставали с парнями.
Беседуя с многими из них, я смог установить, что они были психически здоровы, обладали критическим складом ума и бунтовали (на это были все основания) до тех пор, пока не попадали в когти полиции и системы общественного призрения. С этого момента они становились психопатами, отвергнутыми обществом. Общество совершило по отношению к этим детям преступление огромного масштаба. Тем не менее удалось — и это было еще одним доказательством правильности моих взглядов, — вызвать полное доверие со стороны этих «беспризорных» и действительно управлять ими, если им доказывали на практике, что их понимают.
Если уж в Германии проблема детей и подростков была необычайно сложна, то до какой же степени должен был обостриться конфликт между нарастающими требованиями бурно развивающейся сексуальности и саботажем со стороны общества в такой стране, как Советский Союз, где была провозглашена полная свобода, но сексуальное угнетение продолжало существовать. Всеобщая коллективная жизнь и сохранение семейного воспитания детей неизбежно должны были приводить к социальным взрывам. Мы не должны забывать также, что советские матери все больше втягивались в производственный процесс, духовно и эмоционально оживали в качестве действующих членов общества, что создавало новое противоречие в их отношении к детям.
Видя участие матерей в производстве, дети тоже хотели войти в жизнь. Перед ними открывался путь в трудовую жизнь, но многие не хотели идти по нему, если им закрывали путь к сексуальности. Именно в этом причина беспризорности в Советском Союзе, все еще сохраняющая свое значение, а не в последствиях гражданской войны, которая к 1935 г. уже стала историей. Тем более такой причиной не является существование самой советской системы. Можно утверждать, без сомнений, что беспризорность детей и подростков является видимым выражением тайного сексуального кризиса их жизни. И можно предсказать, что никакому обществу не удастся решить проблему беспризорности, проблему психопатии детей и подростков, если оно не найдет мужества и знания для того, чтобы урегулировать половую жизнь детей и подростков в соответствии с принципами положительного отношения к сексуальности.
Сегодня мы никоим образом не можем предсказать, какие конкретные воспитательные меры придется принять, если мы столкнемся с необходимостью решить эту проблему. Мы можем, напротив, только вскрыть общие связи и закономерности.
Решение вопроса беспризорности, как и вопроса воспитания детей в целом, зависит от того, удастся ли и насколько удастся исключить из формирования психической структуры ребенка привязанность детей к родителям и родителей к детям, имеющую кровосмесительный характер, мотивированную ненавистью и пропитанную чувством вины.
Логичным будет утверждение, что исключить эту привязанность не удастся, если дети не начнут воспитываться в коллективе примерно до 4 лет. Сказанное не означает уничтожения естественных отношений между родителями и детьми, проникнутых любовью.
Речь идет только о ликвидации невротических, болезненных отношений. Конечно же, попытка решения этой задачи окончится неудачей, если не будет разрешено в широком масштабе противоречие между семьей и коллективом. Как родители должны любить детей, так и дети должны отвечать им тем же, так, чтобы и те, и другие имели возможность во всей полноте наслаждаться этим чувством. Но, как ни парадоксально прозвучит сказанное, это-то и предполагает упразднение принудительной семьи и воспитания в ней. Мы потерпим неудачу, если не сумеем покончить с запрещением детской сексуальности и вытекающим отсюда чувством выброшенности из общества вследствие желаний и действий сексуального характера. Мы должны всеми средствами препятствовать тому, чтобы в будущем оказались возможными сообщения такого рода:
142 
