2 
Голословное утверждение микланских властей не соответствует действительности. В своих мемуарах профессор Бирминг не приводит абсолютно никаких технических данных; он касается только того, что ему лично пришлось пережить, и описывает те гонения, которым он подвергся как ученый-изобретатель. Помимо мемуаров профессора, мы воспользовались официальными протоколами, докладами, донесениями и другими документами, а также газетными статьями, которые хоть в какой-то мере проливают свет на столь нашумевшее «дело Бирминга» и помогут читателям составить о нем ясное представление. Там, где это необходимо, текст мемуаров и других материалов мы снабдили примечаниями и комментариями.
Не только в Европе, но и в самом Миклане широко распространена версия, что профессор Бирминг давно эмигрировал из Миклана и что его, вероятно, уже нет в живых, а арестован всего-навсего его теледвойник, поскольку-де скандальное поведение последнего «представляет серьезную угрозу общественному спокойствию и безопасности». Были распущены слухи, что репродуцированные Бирмингом теледвойники взбунтовались против своего создателя и даже убили его. Являясь, в сущности, своеобразными роботами, они якобы с механической неумолимостью стремятся всех уподобить себе и создать общество, в котором будет беспощадно подавляться все живое, чувствующее, мыслящее — все то, что составляет неотъемлемое свойство человеческой личности. В результате все люди лишатся индивидуальности и будут превращены в бездумных роботов.
Публикуемый нами дневник профессора Бирминга — достойная отповедь этим клеветническим измышлениям.
Микланские власти привлекли авторов этих строк к судебной ответственности, ложно обвинив их в том, будто они — «искусственно созданные люди» (о той кампании травли, которая развернулась против биороботов, или так называемых искусственных людей, речь пойдет ниже, в самой книге). Мы до суда были освобождены из-под ареста под большой залог и только благодаря этому получили возможность переправить в Европу рукопись мемуаров профессора Бирминга.
Мы выражаем самую искреннюю признательность Всемирному комитету солидарности с профессором Бирмингом и всем людям доброй воли, настоятельные требования которых вынудили микланское правительство выдать нам заграничные паспорта и визы на выезд. После издания в Европе книги «Телечеловек» мы намерены вновь вернуться на родину, преисполненные твердой решимости продолжать борьбу за то, чтобы освободить профессора Бирминга и использовать его выдающееся открытие в мирных целях, прежде всего в самом Миклане.
Хирл Ринчес,
главный редактор газеты
«Микланс фьючер»
Сид Стенсен,
директор издательства
«Прогресс»
12 июля 1969 года
Более всего людям помогают сплотиться
воедино узы дружбы, и важно, чтобы их
поступки всегда служили укреплению этих уз!
Спиноза
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Я был приглашен в клуб Бэклахэм ровно к восьми вечера. Было около пяти, и я уже собирался домой, чтобы переодеться, как вдруг разразилась гроза. Дождь хлынул как из ведра, и поначалу казалось, что он быстро пройдет. Но не тут-то было… Мне почему-то пришло в голову, что ярость его неиссякаема, как у людей, в минуту ссоры старающихся излить друг на друга всю злость, накопившуюся за многие годы натянутых, неприязненных отношений.
Итак, я собирался съездить домой переодеться и, если останется время, пройтись до клуба пешком. Так хотелось подышать свежим воздухом! Даже не припомню, когда в последний раз позволил себе такую роскошь. А ведь когда-то, в юности, я очень любил длительные прогулки, особенно после дождя. Вот и сейчас я с наслаждением представил, как шагаю не спеша, сопровождаемый мелодией, доносящейся откуда-то издалека. Сверкающий после дождя асфальт, приглушая, доносит ко мне эти звуки. Этот чуть приглушенный шумок как бы дает человеку почувствовать, что он не одинок, когда на крыльях мечты о будущем, о счастье, о славе уносится в неведомый мир…
Да-да, я отчетливо припоминаю, что предавался именно таким мечтам и именно дождь настроил меня на лирический лад. Тогда я не придал особого значения своему настроению, так как слишком устал, чтобы утруждать себя самоанализом. Но теперь я начинаю вспоминать, как, находясь во «Дворце стереоскопического эффекта» (так мы прозвали одно из грандиозных зданий, в которых размещались превосходно оборудованные экспериментальные цехи, лаборатории и студии Монсенского научно-исследовательского телецентра), на тринадцатом этаже, и всматриваясь в серую пелену дождя, я испытывал чувство какой-то неудовлетворенности, ощущение безвозвратной потери. На мгновение перед моим мысленным взором промелькнул образ Люси. «Душевная боль, — невольно подумал я, — в конце концов утихает, притупляется, остается лишь легкая грусть, как отблеск ушедшего счастья…»
2 
