очень нудно 
63 
В постели он всегда ведущий, довольно жесткий, и эго, эго впереди планеты всей даже там.
Лена вдруг подумала: хорошо ли ей с ним было в сексе? Ну, так, без вранья?
И оказалось, что не очень.
Она в своей непомерной девичьей влюбленности не замечала его недостатков: самолюбования — вечной и неотъемлемой части его сущности, его привычки брать, что понравилось, по праву избранности.
Маркин был великолепный профи и жил этим. Он был хорош как образчик мужской сексуальной привлекательности, знал это и этим пользовался. Он мало чего боялся и нравился себе в своей смелости, он был известен, востребован и любил себя в собственной самости.
Больше он до такой степени не любил никого. Это нормально.
Ненормально, что она, здоровая, симпатичная, далеко не глупая и талантливая женщина, на три года затерялась в этом своем состоянии «раба любви»!
Лена спросила Маркина:
— Зачем ты посылал меня в самое взрывное пекло?
— Чтобы сделать из тебя классного профи, — спокойно ответил Маркин, — ты же хотела стать лучшей журналисткой. Ты ею стала. В тебе это внутри, дар, талант репортера, это твоя сущность. Тебя просто надо было натаскать, вот я и натаскивал.
— А ты не боялся за меня? Могли же запросто убить?
— Лен, ты сама это выбрала и, насколько я помню, рвалась! — посмотрев на нее непроницаемым жестким взглядом, разъяснил он. — Варилась бы в «глянце», у тебя и там получилось бы, и никаких тревог. Но тебе жгуче хотелось другого, и ты перла изо всех лопаток. Чем ты недовольна?
— Ничем, — безразлично ответила она.
— Лен, ты теперь в обойме и почешешь вперед. Пора перебираться на телевидение. С таким заделом, как у тебя, ты карьеру ведущего репортера за полгода сделаешь, и помогать не придется, подтолкну только немного для старта, — поделился он дальнейшими планами на ее счет.
— Я подумаю.
— Ты не будешь думать, — жестко отрезал Маркин. — Ты будешь делать так, как я скажу!
Лена промолчала. Он мало теперь что про нее понимал, а объяснять она не хотела.
Та Леночка Невельская, что любила его до визгу щенячьего, училась, шла за ним, ломилась в профессионализм, принимая любое его слово, решение, как «Отче наш», — та Леночка умерла.
Осталась там, на темной, холодной высокогорной дороге, где взял ее за горло пятерней, одетой в обрезанную перчатку, боевик, вонявший бараниной, луком, оружейной смазкой, табачным дымом, оторвал от земли, поднес к своему заросшему бородой до глазниц лицу и безразличным тоном объяснил:
— Тебя уже нет. Ты не просто «никто». Тебя уже нет. И я не о смерти.
Он не о смерти. Он о другом.
Лене уже не было страшно. Испугались они до ужаса, до ступора, когда поняли, что влряпались по полной! И потом, когда чудом вышедшие на них спецназовцы начали стрелять, а они лежали втроем на мокрой дороге, ожидая попадания пули, в длящейся и длящейся перестрелке с двух обочин. Тогда было страшно, животно, ужасно страшно, потому что в этом была надежда на жизнь!
Но когда ее держал за горло боевик — нет! Лена абсолютно четко знала, что он говорит правду, ее «уже нет», безысходно. И уже находилась в этом «нет»!
И никакая двухдневная забота и нежность, проявленная Маркиным первый раз за три года, и никакая Италия и трехдневный побег от реальности, и оберегание ее в социальных, пусть и не безопасных темах, но не до смертельного риска, и никакие планы ее продвижения уже ничего не могли изменить и не имели никакого значения.
Так сложилось, что Елена Невельская стала мудрее Максима Маркина на жизнь, теперь ясно понимая, что не любила по-настоящему, очаровывалась мужественностью, известностью, кумирила по-девчоночьи, преклонялась, желая достичь таких же вершин в глупом стремлении к известности и значимости.
Не любила и никогда не была с ним открытой, зажималась под гнетом пьедестала его авторитета. Не любила, не была любима, не испытывала счастья в постели.
Максим Маркин сам, в своем самолюбовании учителя, убил в ней девочку Лену, боготворившую его. Эту женщину, Елену Невельскую, которой она стала без его помощи, Маркину не потянуть.
Пороху не хватит!
Она сильнее, интереснее его как личность, как человек, как журналист, потому что многое сохранила в сердце, не затопленном холодным цинизмом.
Точка.
Лена сделала огромный материал на два выпуска газеты о беспризорниках, детских домах, интернатах, системе опеки и социальной защиты детей, разворошив улей пчелиный. Шороху на полстраны навела!
63 
