20 
И тут не только идеи, изобретения, тут еще и знание. Вдруг оказывается я знаю такое, о чем никогда и не подозревал. Какие — то взрывы, откровения. Никогда этим не интересовался, даже не задумывался. Или такое, что наверняка вообще никому на свете не известно. Как будто кто-то взял самые разные факты и сведения, сгреб в одну кучу клочки, обрывки — вперемешку, беж разбору — и запихал мне в башку.
Он потянулся за бутылкой, налил себе еще виски. Ткнул горлышком в мою сторону, и я тоже подставил бокал. Шервуд налил мне до краев.
— Пей, — сказал он. — Сам тянул меня за язык, так слушай. Завтра я, верно, стану ломать голову — чего ради я тебе все это выложил. Ну да ладно.
— Если вы не хотите рассказывать… Если вам кажется, что я сую нос, куда не просят…
Шервуд отмахнулся:
— Ладно, не нравится — не слушай. На, бери свои полторы тысячи.
Я покачал головой:
— Нет уж. Сперва объясните, откуда они взялись и почему вы мне их даете.
— Деньги не мои. Я только посредник. Мне их поручили.
— Кто? Ваш двойник?
Шервуд кивнул:
— Правильно. Как ты догадался?
Я показал на телефон без диска. Шервуд поморщился.
— Ни разу не пользовался этой штукой. Вот ты, говоришь, нашел такой же у себя в конторе, а я и не знал, что у кого-то еще такие есть. Я их выпускаю сотнями…
— Вы?!
— Ну, ясно. Только не для себя. Для этого двойника. А впрочем (Шервуд подался ко мне через стол, доверительно понизил голос)… я начинаю подозревать, что никакой это не двойник.
— Тогда что же это?
Он снова медленно откинулся на спинку кресла.
— А черт его знает. Раньше я думал да гадал, ломал голову, покоя не находил — и все равно понять ничего не мог. А теперь мне плевать. Может, есть и еще такие, как я. Может, я не один… все-таки утешение.
— Ну а этот телефон?
— Я сам его спроектировал. Или, может, не я, а тот двойник, если только он человек. Этот телефон вдруг очутился у меня в голове, я и выложил его на бумагу. И учти, я чертил, а сам понятия не имел, что это за штука и для чего она. То есть, конечно, я сообразил, что это какое-то подобие телефона. Но, хоть убей, не понимаю, каким образом он работает. И никто на фабрике не понимает. Если верить законам физики и здравому смыслу, то эта чертовщина просто не может работать.
— Но вы сами сказали, ваша фабрика выпускает еще уйму всяких поделок, в которых вроде бы нет никакого толку.
— Сколько угодно, — подтвердил Шервуд. — Но там я не сам составлял планы и чертежи, я их и не касался. А с этим так называемым телефоном совсем другой коленкор. Я знал, что надо такие телефоны производить, знал, сколько их понадобится и что с ними делать.
— Что же вы с ними делали?
— Переправлял их одной фирме в Нью — Джерси.
Что за чушь!
— Как же так? Значит, у вас в голове неведомо откуда берется чертеж… что-то вам подсказывает — дескать, фабрикуй у себя эти телефоны, а потом отсылай их куда-то в Нью — Джерси. И вы ничтоже сумняшеся покорно все это выполняете?
— Какое там ничтоже сумняшеся. Не только сомневался, а чувствовал себя дурак дураком. Но ты сообрази: этот мой двойник, мой второй мозг, неведомый помощник из другого мира — зови, как хочешь, — ни разу меня не подвел. Он спас меня от банкротства, давал дельные советы, столько раз меня выручал. Кто же отвернется от своего доброго гения?
— Кажется, понимаю, — сказал я.
— Чего ж не понять. Игрок верит в свою удачу. Вкладчик, когда покупает акции, полагается на чутье. Но и удача и чутье могут изменить, а тут у меня штука верная и надежная.
Он протянул руку, взял телефон без диска, пытливо оглядел и опять поставил на стол.
— Этот — один из первых, я давным — давно принес его домой, так он и стоит. Все годы я ждал, но он ни разу не позвонил.
— Да ведь вам телефон ни к чему, вы и так обходитесь.
— Думаешь, причина в этом?
— Уверен.
— Пожалуй, так оно и есть. Но иногда не знаешь, что и думать.
— Ну, а эта фирма в Нью-джерси — они вам пишут?
Шервуд покачал головой.
— Ни строчки. Просто я отсылаю туда аппараты.
— И расписок не получаете?
— Никаких расписок. И никакой платы. Да я ее и не ждал. Когда ведешь дело сам с собой…
— Сам с собой?! Так, по-вашему, фирмой в Нью-Джерси заправляет тот двойник?
— Не знаю, — сказал Шервуд. — Ничего я не знаю, черт подери. Столько лет это гвоздем торчит у меня в голове, и все время я пытался хоть что-то понять, но так и не понял.
20 
