75 
— Ага. Ну хорошо.
Он захлопнул за собой дверь и был таков.
А Лаури все стояла, задыхаясь от негодования. Как он мог, наплевав на ее чувства, спрашивать об этом? Знал бы он, чего ей стоило стать его любовницей! А может, он и об этом забыл? Выбросил из головы, будто ничего и не было?
А вот она помнит! Рада 6ы забыть, да не может. Прикосновения его рук и губ не так-то просто вычеркнуть из памяти. Она все еще будто слышит нежные слова, которые он, задыхаясь, шептал ей в минуты исступленных ласк, слышит этот полный признательности шепот, возвращающий ее каждый раз из чудесной страны восхитительно яркого света, в которую Дрейк ее уводил. Ну как такое можно забыть! И все-таки она должна найти в себе силы сделать это, подвела Лаури итог своим невеселым мыслям.
За обедом Дрейк непринужденно болтал, нахваливая домашнюю еду, которую не пробовал с тех пор, как уехал в Нью-Йорк. Сообщил Лаури все столичные сплетни: кто, с кем, где и так далее. Она молча слушала, отвечая лишь тогда, когда он обращался непосредственно к ней. Потом спросил, как поживают Бетти и ее домочадцы. Лаури рассказала один забавный случай — как Сэм умудрился опрокинуть на себя банку с краской, — и Дрейк так и зашелся веселым смехом. Дженифер, поняв, о чем идет речь, рассказала свой вариант случившегося, и стала весело смеяться вместе с отцом.
После обеда Дрейк хотел было помочь Лаури убрать со стола, но она ему не дала.
— Тебе нужно побольше времени проводить с Дженифер, — объяснила она свой отказ.
— Ладно. Я так и так собирался сказать ей кое-что важное.
И, оставив Лаури на кухне одну, отправился искать свою дочь.
Вымыв посуду, Лаури принялась размышлять, чем бы еще заняться, но придумать так ничего и не смогла. Она и так Бог знает сколько времени возилась на кухне, чтобы подольше не встречаться с Дрейком, однако теперь нужно было отправляться в гостиную — другого варианта у нее не оставалось.
«Боже, дай мне силы!» — молила она по пути. Быть с ним рядом, и не прикоснуться к нему, не обнять, не прижаться… Как выдержать такое! Как только он вошел в дом, отряхивая снег, она едва удержалась, чтобы не броситься к нему на шею. Об этом не могло быть и речи! А скоро, очень скоро, он исчезнет из ее жизни навсегда…
Прежде чем войти в гостиную, Лаури решила проверить, хорошо ли заперта входная дверь, и внезапно услышала голос Дрейка. Он доносился из классной комнаты. Даже яростное завывание ветра за окном не могло заглушить его.
— Ма-ма, — явственно донеслось до нее. Дрейк отчетливо произнес это слово, делая ударение на каждом слоге.
— Положи ручку мне на горло, Дженифер. Чувствуешь? Ма-ма. Ма-ма. А теперь повтори.
— Ма-ма… — невнятно пролепетала малышка.
— Хорошо, — похвалил Дрейк. — А теперь посмотри, как пишется это слово. Видишь? Давай-ка попробуем еще разок. Ма-ма.
Лаури прикрыла рот ладонью, пытаясь удержать горестный стон, рвущийся из груди. Фотографии! Он ведь спросил, лежат ли вещи Сьюзен по-прежнему в кладовке. Наверное, взял фотографии, чтобы объяснить Дженифер, что запечатленная на них женщина — ее мать.
— Господи! Да за что мне все это! — выдохнула Лаури и ринулась наверх.
Как только она распахнула дверь в спальню, поняла, что ее догадка верна, Дверца кладовки была открыта. Коробки тоже. Очевидно, Дрейк вытащил, что ему нужно, а закрыть и убрать вещи обратно так и не удосужился.
Значит, он по-прежнему любит свою жену, пронеслось у Лаури в голове. И всегда будет любить. Робкая надежда на то, что Дрейк вернулся, чтобы возобновить их отношения или даже придать фальшивой женитьбе законный характер, угасла. Какая же она идиотка…
Но теперь-то она знает, что делать!
Недолго думая, Лаури вытащила из-под кровати чемодан и принялась бросать туда вещи. Только самые необходимые. Остальные попросит прислать Бетти, когда где-нибудь устроится. Пока что она понятия не имела, куда ехать.
Закончив укладываться, Лаури закрыла чемодан и опять затолкнула его под кровать. Не стоит, чтобы Дрейк раньше времени узнал о ее планах.
Лаури Перриш была прирожденным борцом и никогда не сдавалась на милость победителю. Не в ее это характере! Только единственный раз в жизни она отступила — это когда ее незадавшееся замужество дало такую трещину, зацементировать которую было уже невозможно.
Бороться-то она умела, но, если чувствовала, что победа недосягаема, находила в себе силы отойти, невзирая на уязвленное самолюбие.
75 
