Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
102 
– Не забывай, что в запасе у Того два-три узла лишку…
Ночь. Непроницаемая. Молчащая. Жуткая.
В этой ночи броненосцы тащили под своими килями громадные «бороды» тропических водорослей, волочившихся за ними, что тоже снижало эскадренную скорость. У японцев же таких «бород» не было: они заранее прошли чистку в доках Сасебо; сколько положено дать узлов, столько и дадут – без помех!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Эскадра приближалась к Цусиме в составе тридцати восьми вымпелов, из которых только тридцать вымпелов имели боевое значение (остальные: транспорта, буксиры, плавучая мастерская, два госпиталя). «Искровой телеграф», как тогда называли радиоаппараты, принимал обрывки депеш на японском языке. Студенты-востоковеды, взятые в поход из Лазаревского института, не могли разгадать их смысла. «Урал», обладавший самой мощной радиостанцией, запрашивал разрешения адмирала – глушить работу радиостанций противника помехами. Но Рожественский в этом случае оказался грамотнее других, строго запретив эскадре вмешиваться в близкие переговоры японских кораблей.
– Если мы это сделаем, – разумно доказывал он, – японцы сразу же засекут нас, понимая, что мы находимся рядом…
На мостиках кораблей лежали обычные мешки с обычными кирпичами – на случай срочного затопления в них сигнальных книг и секретной документации. Казначеи сволакивали ближе к люкам железные сундуки с золотом и деньгами – тоже для затопления. Все эти необходимые церемонии проделывались без суматохи, никого не пугая… Война есть война!
На мостике тревожно спал адмирал Рожественский; тяжелые веки его глаз иногда поднимались, глаза оглядывали горизонт, он снова задремывал, склоняя на грудь белую голову.
– Орите потише, – просили офицеры сигнальщиков.
Эйлер постучал в каюту Коковцева:
– Боюсь, наш «Суворов» до Владивостока не дотянет.
Коковцев заметил его обожженные руки – в бинтах:
– Что случилось, Ленечка?
– Эти проклятые михели в Камранге и Ван-Фонге насовали нам в бункера самую отличную дрянь… Сейчас началось самовозгорание угля в бункерах. Под нами уже бушует пламя.
– А ты заливаешь?
– Да. Но горевший уголь теряет тридцать процентов качеств. Потому и говорю, что нам его не хватит до Владивостока. А перерасход страшный – до тысячи тонн в сутки.
– Ты никому не болтай об этом, Ленечка.
– Я не скажу. Но ты, флаг-капитан, знай.
– Хорошо. Лучше бы мне и не знать…
На рассвете с «Авроры» заметили белый стремительный корабль, сказочно пролетавший через хмурую мглу; его привлек яркий свет, исходивший от госпитальных судов, и он не был задержан кораблями эскадры для проверки.
– Очевидно, пассажирский, – гадали на «Суворове».
Македонский шепотом подсказал Игнациусу:
– Это был их крейсер «Синано-Мару»… В с ё!
Да, теперь всё. Они открыты. Они разоблачены.
Над «Суворовым» взвились флаги: ГОТОВНОСТЬ К БОЮ.
– А что, эти плавающие дворцы медицины? – спросил адмирал раздраженно. – Или для них закон не писан?
Рожественский не запретил яркое освещение «Костромы» и «Орла», не велел госпиталям идти в отдалении. Стучащие аппараты «Слаби-Арко» вытягивали из себя длинные бумажные ленты, на которых молоточек выбивал одно и то же сочетание: «ре-ре-ре-ре…» – очевидно, Того давал позывные какого-то своего корабля.
Радиотелеграфисты ругались:
– Какой уж час он, паразит, одно и то же колотит…
Коковцев спустился в кают-компанию броненосца, там, на диванах, даже не скинув обуви, в походных тужурках подремывали артиллерийские офицеры – Богданов и мичман Кульнев.
– Господа, чего вы тут кейфуете?
– Я заведую подачей из погребов, – объяснил мичман.
– А я с ближних плутонгов, – ответил Богданов, лейтенант. – Если что брякнет, мой пост рядышком. Не волнуйтесь.
Коковцев и не думал волноваться. Он-то знал, какую скорость может развить человек на трапах и в люках, когда его призывают на боевой пост «колокола громкого боя».
– Тогда и я прилягу, господа, вместе с вами…
За бортом тихо шелестела вода океана.
Неожиданно для себя Коковцев очень крепко уснул и был пробужден радостным перезвоном бокалов. Он открыл глаза и сел на диване. Кают-компания была переполнена офицерами разных возрастов и различных рангов, вестовые с азартом открывали шампанское.
– Что празднуете, господа? – спросил Коковцев.
– Японский крейсер. По правому траверзу. Видите?
102 
