Глава 38

Из окна своего кабинета Пинки смотрел на бурлящую толпу. Праздничный парад закончился, начало веселью было положено: все намеревались от души погрешить, до Великого поста оставалось двадцать четыре часа.

Пинки обернулся на звук открывшейся двери. В комнате стоял непривычно тихий Бардо.

– Мои люди отказываются туда идти. Говорят, там пока опасно: полиция, власти, шериф, прокурор.

– Макьюэн точно мертв?

– Мертвее не бывает. Получается, что Пату шлепнул его, желая защитить Бейзила.

– А что с Бейзилом? – спросил Пинки.

– Ты не поверишь. Пату сказал, что Бейзил сбежал с наручниками на руках Дюваль злобно выругался.

– Бейзил избил этого старого козла, хозяина лавчонки.

– Как бы не так! – заорал Дюваль. – И Пату это проглотил?

– Не знаю.

– Разве этот тип, Грегори, не говорил нам, что Бейзил и Дредд – или как его там? – дружки не разлей вода? Если там столько легавых, как ты расписал, оттуда без посторонней помощи не сбежишь. А куда делся Грегори и двое твоих парней? Есть от них что-нибудь?

Бардо покачал головой.

– Ничего.

– Значит, они туда просто не поехали. Предали нас твои ребятки.

– Эти двое у меня самые надежные, – возразил Бардо. – Если я им приказываю, они выполняют приказ, не задавая лишних вопросов.

– У родителей Грегори Джеймса полно денег. Они просто подкупили твоих «самых надежных». Поди, развлекаются сейчас в Вегасе, трахают девок по две зараз.

– Их нельзя подкупить, – продолжал настаивать Бардо.

– Тогда объясни мне, где они.

Бардо пожал плечами, и Пинки снова выругался.

Давно уже он не чувствовал себя так паршиво. У него было два блестящих шанса заполучить Бейзила, и оба провалились. А начиналось все неплохо. Было совершенно очевидно, что Макьюэн собирается обмануть Дела Рея и действовать самостоятельно. Что ж, Дюваля это вполне устраивало. Он даже приветствовал инициативу Макьюэна. Но этот придурок проиграл и позволил себя убить. Большое спасибо, Дуг Пату, скрипнул зубами Пинки. С тобой я еще разберусь.

Тем временем умудрился исчезнуть Грегори Джеймс, трусливый педик, прихватив с собой двух опытных боевиков Бардо. Как ему это удалось? Бейзил, поди, со смеху помирает, наблюдая эти жалкие попытки Пинки Дюваля разыскать похитителя его жены. При одной мысли об этом у Пинки кровь прилила к голове.

Бардо прервал его раздумья:

– Не сердись, Пинки, но мне надо тебе кое-что сказать.

Дюваль обернулся, но Бардо продолжал, не страшась холодно-вопросительного взгляда адвоката:

– Бейзил мог убить миссис Дюваль и кинуть тело в болото в первый же день. Может, она уже давно мертва. Или же…

– Или же? Что?

– Черт возьми, Пинки, ты сам знаешь «что»! Если она провела с Бейзилом почти неделю, то она… может быть… Может, она ему так понравилась, что ему теперь наплевать на месть. Или же он мстит тебе на другой манер.

Глаза Пинки засверкали ледяным опасным блеском.

– Значит, ты полагаешь, что моя жена либо мертва, либо сутками напролет трахается с Бейзилом?

Бардо красноречиво развел руками.

– Ты же знаешь баб. Они как собаки. Пока ты их кормишь и ласкаешь, они тебя любят. Почему, ты думаешь, баб называют суками?

– Я об этом как-то не задумывался.

Казалось, Бардо не замечал, что его босс едва сдерживается, и продолжал:

– Уж больно паршивое дело. Все с самого начала складывалось против нас.

– Ты не ходи вокруг да около. Говори прямо. Бардо сунул руку в карман, позвякал мелочью. Нагло усмехнулся и слегка пожал плечами.

– Я выхожу из игры, Пинки.

– Черта с два.

– Я не желаю, чтобы меня прикончили из-за шлюхи, да еще не моей.

Побагровевший Пинки бросился вперед и схватил Бардо за лацканы его двухтысячедолларового костюма. Возможно, Реми заслужила оскорбление, но Дюваль не мог позволить, чтобы оскорбляли его самого. Никто не смеет выходить из игры по собственному желанию. Только он, Пинки, будет это решать. С чего это Бардо так обнаглел?

– Ты будешь делать то, что я тебе скажу, иначе я шепну кое-что на ушко окружному прокурору Литреллу о делишках Уэйна Бардо.

– Ты мой адвокат. Ты не можешь оговаривать своего клиента, тебя дисквалифицируют.

– Конечно, – вкрадчиво подтвердил Пинки. Таким голосом он обычно задавал вопросы тем свидетелям, которых намеревался запутать и сбить с толку. Один восхищенный местный журналист назвал этот голос «бархатной дубиной».

  130