22 
Он рассказывал ей о своем проверенном способе варки кофе, а она тем временем резала торт. Три чашки кофе и два куска торта, которые он поглотил, были ей хорошей наградой за труды.
– Как тебе удается сохранять форму, если ты так много ешь? – поинтересовалась она, когда он за обе щеки уписывал шоколадную глазурь, покрывавшую торт.
– Тяжелая работа и хороший обмен веществ.
– Ты ходишь в Клуб здоровья? Или бегаешь? А может, играешь в теннис?
– Всего понемножку.
– А ты занимался спортом в школе и колледже?
– Так, немного.
– Чад Диллон, от тебя когда-нибудь можно добиться прямого ответа на поставленный вопрос?
– Иногда.
– О-о-о! – простонала она к его вящему удовольствию. Ли хотела шлепнуть его, но он ловко увернулся.
– У меня есть более надежные способы бороться с неприятностями, не говоря уж о калориях, – хитро подмигнул он, схватил ее за руку и потащил в гостиную.
– А торт… – запротестовала она.
– Подождет. И потом, мне кажется, ты намекала, что с меня достаточно. Но есть кое-что, чего мне еще недостаточно. Совсем недостаточно…
Она осталась стоять посреди комнаты, а он сел на диван и принялся стягивать с ноги башмак.
– Что... что ты делаешь? – медленно словно загипнотизированная спросила она.
Почему она стоит как столб? Она должна немедленно потребовать ответа, зачем он снимает ботинки, почему так комфортно расположился в ее гостиной и что, по его мнению, они станут делать, когда он разденется?
– Почему ты снимаешь ботинки? – наконец выдавила она, желая придать голосу суровость, но получилось как-то хрипло и жалко.
– Потому что они жмут.
– О! – Это было слишком для оскорбленной невинности.
С мягким стуком на ковер шлепнулся второй башмак. Чад не произнес ни слова, а лишь посмотрел на нее и протянул ей руку. Словно медиум по команде гипнотизера, она пересекла комнату и приблизилась к нему, на ходу скинув туфли.
Он усадил ее к себе на колени, так что ее бедра оказались у него между ног, – спиной она чувствовала его крепкую грудь.
Одним нежным прикосновением он приподнял ей волосы и поцеловал в шею. По телу у нее пробежала дрожь, когда его мягкий и чуть шершавый язык возбуждающе коснулся мочки уха.
– Чад… – простонала она. Ее никто никогда не целовал в мочку, и она слегка повернула голову, чтобы ему было удобнее. – Чад, – повторила она слабым голосом, – что ты делаешь со мной?
– Изо всех сил стараюсь тебя соблазнить. Я пришел с честными намерениями, – его губы чуть искривились, когда он произнес эту банальную фразу,. – но кажется, они совсем испарились. – Его руки обвились вокруг нее, он ближе привлек ее к себе. – Ни одна женщина не была мне так желанна, как ты, – хрипло произнес он. – Скажи, что ты тоже хочешь меня. Ли. Пожалуйста, я прошу.
Со свойственными ему нежностью и терпением он повернул ее к себе. Потом погладил рукой по щеке и приподнял за подбородок.
– Моя смелая, красивая Ли, позволь мне любить тебя.
Ли почувствовала, как вся ее решимость уходит, словно вода в песок.
– Да, – только и смогла промолвить она.
А потом их губы слились; поцелуй длился целую вечность, и они чувствовали, будто они части единого целого, наконец слившиеся воедино.
Ли поудобнее устроилась у него на коленях и склонила голову ему на грудь, словно там ей и было место. Чад продолжал ее целовать, а она расстегивала его рубашку и наконец ощутила мягкие, курчавые волосы у него на груди.
Он тем временем нащупал первую из завязок, на которых держался халат, и потянул. Тем же способом он развязал вторую и третью завязки. Ли затаила дыхание от сладкого предчувствия, но почему-то испытала разочарование, когда он поднял голову и взглянул на нее. Сквозь ткань халата он прижал руки к ее грудям.
Его ласка ошеломила, потрясла ее.
– Ты такая нежная, – прошептал он. – Податливая и упругая…
Она затаила дыхание, пока его рука путешествовала по ее груди.
– О Ли, Ли, – простонал он и зарылся лицом во впадину ее грудей, обнаженных его жадной рукой.
Он целовал ее нежное тело, оставляя на коже влажные следы, и каждое прикосновение его колючих щек к ее плоти заставляло ее трепетать. Соски ее стали твердыми от желания.
– Скажи, ты хочешь меня?
– Да, милый, да! – Она не могла уже думать ни о чем, кроме захлестнувшего ее страстного желания. Еще мгновение, и он прильнул губами к ее груди.
22 
