2 
В родное лоно возвращался и старый «чекистский» изолятор в Лефортово. Понимая, что подобные подарки надо как-то отрабатывать, ФСК начала раскручивать новую волну шпиономании, обвинив, для начала, в шпионаже «Фонд Сореса», на деньги которого жили, как в сиротском интернате, русская наука, литература и искусство.
Видимо, было принято решение «чтобы они сдохли», а потому «Фонд Сореса» стали чекистской палкой отгонять от «сирот», брошенных Россией-мамой. Точно таким же методом умирающих от голода в Поволжье в свое время отгоняли от «Организации Американской Помощи»…
Но были дела и поважнее. Сотрудники ФСК с кейсами, набитыми пачками 50-тысячных купюр, ездили по подмосковным гарнизонам, включая элитные Кантемировскую и Таманскую дивизии, ведя там приватные разговоры с некоторыми офицерами, предварительно отобранными по рекомендации Особых отделов. Пачки банкнот исчезали в офицерских карманах, а сами офицеры таинственным образом исчезали из своих воинских частей…
А жизнь шла своим чередом.
На экранах телевизоров вновь возникла реклама «МММ».
Неожиданно было объявлено о кончине президента банка «Чара» Владимира Ильича Рачука, «нагревшего» своих интеллигентных клиентов на миллиарды рублей.
В Москве продолжался суд над генералом Сильвестровым, куда-то сплавившим примерно 40 тысяч тонн боеприпасов, принадлежавших некогда Западной Группе Войск ныне уже не существующей.
Московская милиция арестовала некоего умельца, делающего бомбы, замаскированные под банки с пивом, а священник отец Баранов освятил помещение газеты «Московский комсомолец», где произошел взрыв, убивший Дмитрия Холодова. Близкая к ФСК газета «Пульс Тушино» сравнила это действо с «освящением (?) публичного дома». Демократия сверкала многогранностью, как дорогой алмаз.
Откуда-то с государственных окраин глухо доносилась стрельба, к которой все давно привыкли, не обращая не нее ровным счетом никакого внимания…
Почти никто не обратил внимания на то, что вновь пришли в движение «президентские заточки», предвещая пролитие крови.
Одна из этих «заточек» Руслан Хасбулатов засунутая на какое-то время в сапог Лефортовской тюрьмы и вынутая оттуда по «думской амнистии», снова объявилась, сверкая своими неровными гранями в буграх и заусеницах. Объявилась в Чечне, бросив в Москве свою шикарную квартиру, о которой некогда взахлеб писали все столичные газеты. Бросив, конечно, не навсегда, поскольку трудно было поверить, что Хасбулатов готов был обменять эту квартиру на скромный коттеджик в чеченском селении Толстой-Юрт, где он обосновался.
Руслан Имранович никогда не страдал от ложной скромности. «Пора понять, — объяснял корреспондентам свергнутый «спикер», — что в Чечне я общепризнанный лидер». И в голосе его звучали зловещие нотки времен октябрьского путча 1993 года. Одет был Хасбулатов в офицерскую тужурку старого образца, но без погон и выглядел очень воинственно, хотя сам считал себя «миротворцем». «Заточка» может выполнять миротворческие функции только будучи приставленной к чьему-то горлу.
Хасбулатов, со свойственным ему полным непониманием реальной обстановки, столь ярко продемонстрированным во времена октябрьских событий, почему-то считал, что он уже вцепился в горло президента Чечни генерала Дудаева.
Сам же генерал, обосновавшись в помпезном здании бывшего рескома КПСС, переименованном в президентский дворец, наблюдал за Хасбулатовым с некоторой смесью презрения и непонимания, с какой обычно генералы наблюдают за слишком крикливыми и активными «шпаками».
Некоторое непонимание, которое вызывала у генерала Дудаева деятельность своего старого приятеля Руслана Хасбулатова, говорило о том, что президент Чечни, как и всякий генерал, а особенно, генерал-нацмен, плохо знал историю той страны, которая вручила ему в свое время офицерские погоны. А страна, вручившая ему погоны генерала и сделавшая его президентом с напутствием «съесть столько суверенитета, сколько он в состоянии проглотить», еще, в сущности, собственной истории не имела и пользовалась богатым опытом почивших в бозе Советского Союза и Российской Империи.
Можно, конечно, стереотипно сказать, что с момента объявления Чечни независимым и суверенным государством летом 1991 года, Дудаев костью в горле сидел у всех руководящих лиц в Кремле. Но сказать так значит сильно погрешить против истины. «Костью в горле» Дудаев ни для кого в Москве не был. Если его и можно с чем-либо сравнить, то, скорее, с наркотической таблеткой, засунутой под язык для возбуждения и повышения работоспособности в среде навязчивых галлюцинаций.
2 
