очень нудно 
48 
— Не-е-ет, — пролепетала Зина. Она смотрела на женщину с ужасом. — Как вы можете? Своего родного сына!
— А что? Лучше, если его украдут и денежки в карман положат? Сейчас, слышала, младенцев воруют? Два месяца их где-нибудь подержат, дети подрастут — родная мать не узнает. И твоих спереть могут, даром что отец есть, — злорадно усмехнулась добрая мамаша.
Зина сорвалась с места, отобрала у растерявшегося Петрова детей, прижала их, судорожно целовала то одного, то другого:
— Ванечка мой дорогой, Санечка, зайчики мои любимые. Мама будет с вами, мама вас никому не отдаст.
Давай уже поедем. — Она повернулась с Петрову.
Он не понял, чем был вызван приступ материнской любви. Зина не хотела отдавать ему детей, сама несла их до машины, хотя с трудом шаркала по раскисшему снегу. У перехода они остановились, пропуская поток машин. Зине пришло в голову, что та женщина на бульваре сумасшедшая.
Определенно сумасшедшая.
— Надо запретить ненормальным рожать детей, — сказала она вслух.
— Именно об этом я сейчас и подумал, — согласился Петров.
Зинина бабушка, болезненно бледная, с седенькими волосами, с глазами без ресниц, с фиолетовыми губами и глубокими морщинами, лежащая на высоких подушках, напомнила Петрову одно посещение поликлиники.
Фирма «Класс» в порядке шефской помощи, или, как теперь говорили, благотворительности, подарила районной поликлинике компьютер. Петрова делегировали на торжественный акт вручения.
Он шел по коридору, по сторонам которого сидели и стояли бабушки, изредка — дедушки. Два ряда старческих лиц, болезненных немощных фигур. Кто-то положил подбородок на палочку и смотрел на него с горькой обреченностью. Кто-то ковырялся дрожащими руками в хозяйственной сумке. Кто-то срывающимся голосом доказывал свое право идти без очереди.
Петрову стало не по себе. Ему почему-то казалось, что все эти старики брошены, никому не нужны, что они цепляются за жизнь, которая от них давно отвернулась. Лечатся от неизлечимого.
Карабкаются вниз.
Сейчас, глядя на счастливое лицо бабушки Оли, он понял, что ошибался. У стариков есть родные люди, которые заботятся о них, страшатся потерять. Любовь вообще чувство иррациональное, это он по себе знает. Но возле него в старости никого не будет — ни внуков-близнецов, ни детей, ни хрена собачьего.
Петров впервые видел, чтобы Валя радостно улыбалась. Она смотрела на бабушку и гордилась ею, как Потапыч своей внучкой. Зинаида пылкими объятиями грозила раздавить старушке грудную клетку. Петров сидел рядом на стуле, держал детей на коленях.
Бабушка гладила Зинины волосы, говорила о том, как выросли правнуки, какие они славные, сокрушалась, что не может сварить им молочный кисель.
Неожиданно она приняла Петрова за Зининого мужа, стала его нахваливать.
— Бабуля, это не мой муж. — Зина отстранилась от нее и с извинением посмотрела на Петрова.
— Все нормально, — тихо сказал он.
— Кисель готов, пойдем малышей накормим, — позвала Валя Петрова на кухню.
— Бабуля, это же не Игорь! — воскликнула Зина, когда они вышли.
— Знаю, — устало сказала бабушка. — Дети его любят и слушаться будут. Вырастить двух сыновей ой как непросто, внученька. Настоящего мужчину сразу видно. Ты держись за него.
— Бабушка, ну что ты такое говоришь? Совершенно посторонний человек. Ты стала все путать?
Ты Игоря помнишь?
— Некогда мне путать. Хочу оставить вас в надежных руках. Валя-то более разумная, в омут головой не бросится. А ты, бедолага, намучаешься. Не любит он тебя?
— Не любит, конечно. Бабуля, у меня же муж есть.
— Да где есть-то? Разве это муж, разве отец? А ты мужчину этого как-нибудь, по-женски, соблазни. — Бабушка хитро подмигнула.
— Ты чему меня учишь? — рассмеялась Зина.
— Я тебя правильно учу. Кажется, давно бы померла, если бы душа за тебя не болела. Мне жить тяжело да сыночка хочется быстрее увидеть.
Бабушка Оля никогда не была религиозной, но в последнее время стала говорить о смерти как о желанном событии, после которого она встретится со всеми близкими, которых потеряла в жизни.
— Нет, бабуля, — у Зины навернулись слезы, — ты не умирай, ты у нас одна осталась.
— Обо мне подумай: каково обузой висеть? И устала я. Умру, вы особо не горюйте, мне там лучше будет. И помни, что я тебя с этим мужчиной — как его? — Павел? Благословляю тебя с Павлом. Что ты? То смеешься, то плачешь. Нет в тебе серьезности, Зина. Девчонка, хоть и мать уже.
48 
