171 
Бальза сухо рассмеялся. Эти душевнобольные, кажется, и не подозревают, во что выльется «обсуждение».
– Скорей мы вцепимся друг другу в глотку. Не так ли, сестренка?
Хранья промолчала.
– Значит, кому-то из вас суждено умереть.
– С чего такая забота о воссоединении моего клана? Вы разрушили его единство, когда убили Луция.
– Мы не понимаем, о чем ты говоришь. – Сейчас Соломею интересовали куда более важные вещи, чем древние смерти. Она наблюдала за снежинками. – Все обиды между нашими семьями решены задолго до твоего рождения. Разве я могла убить Луция. Как думаешь?
С этим вопросом она обратилась к Иноканоану. Тот основательно обдумал его и серьезно ответил:
– Я помню, что хотел кого-то убить, но, кажется, он пока еще не успел родиться. Нам пора. Доброй ночи, Миклош. Доброй ночи, Хранья.
– Доброй ночи, – сказала тхорнисх. – Еще раз благодарю вас за помощь.
– Мы не рады, что согласились ее оказать, – юноша печально опустил взгляд. – Погибли мои братья и сестры. Это большая утрата.
– Я сожалею.
Не ответив, лигаментиа взялись за руки и пошли прочь.
Как только они исчезли из виду, к Миклошу вернулась магия, но это вряд ли чем-то могло ему помочь. Двенадцать против одного! Его не спасет даже то, что каждый из них гораздо слабее, чем он.
– Ну вот, брат, – сказала Хранья. – Ты добился своей цели – мы перед тобой. Что будешь делать теперь?
– Постараюсь убить как можно больше.
– К чему эти жертвы? Я бросаю тебе вызов. Только ты и я. Решим, кому принадлежит клан в схватке один на один.
Бальзе стоило большого труда сохранить серьезное лицо. Она, дура, вызывала его! Она! Не способная создать мало-мальски приличного заклинания! Кажется, ее общение с сынами Лигамента оказалось само по себе заразно. Сестренка подцепила безумие в крайне тяжелой форме.
– Интересное предложение. А как же твои подхалимы? Будут стоять спокойно в независимости от итогов этой… м-м-м… дуэли?
– Мало того. В случае моей смерти, они присягнут тебе.
Альгерт нахмурился, его лицо потемнело. Остальные тоже не выглядели счастливыми.
– Как это мило с вашей стороны, – все еще сомневаясь, протянул Бальза.
– Так что? Ты согласен?
– Конечно, – сказал он. И бросил вперед любимую «Волну Танатоса».
Вопреки его ожиданиям, Хранья оказалась готова к этому и закрылась «Бледным тленом». Ее отбросило назад, протащило по снегу добрых шесть метров, и Миклош, не мешкая, прыгнул следом.
Но она поразила его во второй раз. Атаковав. Нахттотер смог увернуться от мощнейшего «Смеха Исдеса», на ходу вытащил любимый «кнут», который тут же серым песком просыпался на землю. И в следующее мгновение в грудь пораженного Бальзы ударил «Поцелуй Медузы»…
Он приходил в себя мучительно долго. Боль, терзавшая тело, оказалась несравнимо сильнее всего, что он испытывал прежде. Создавалось ощущение, что в затылке поселился ледяной паук. Насекомое лапами сжимало его голову и медленно, с наслаждением, высасывало мозг. Позвоночник оброс льдом и казался инородным телом, из-за которого болевая чувствительность каждого нерва была обострена до предела.
– Расшевели его.
– С радостью.
Миклоша сильно ударили по лицу. Раз, другой, третий. Удивительно, но это помогло. Паук на какое-то время ослабил хватку, и нахттотеру удалось поднять тяжелые веки.
Отчего-то первым делом он обратил внимание на метель, в которую превратился тихий ночной снегопад. Она сопровождалась напористым, ледяным, порывистым ветром. Затем Бальза понял, что находится на крыше какого-то высотного здания. Внизу, едва видимые из-за разгулявшейся непогоды, тускло горели огни огромной Столицы.
Кроме Альгерта и Храньи рядом никого не было.
– Им не интересна твоя смерть, – словно прочитав его мысли, сказала сестра.
– Какие же они после этого тхорнисхи! Я бы пришел, – просипел Миклош, отмечая, что сидит на большом, жгущем холодом ледяном стуле. Обе руки оказались прикованы к подлокотникам конструкции с помощью «Слюны гидры».
Великолепно! «Поцелуй Медузы» на несколько дней лишил его возможности использовать магию. К тому же нахттотер был настолько ослаблен, что не имел ни малейшего шанса сломать сиденье и освободиться.
– Подожди меня внизу, – попросила Хранья Альгерта и добавила, видя, что он колеблется. – Все уже сделано. Со мной ничего не случится. Иди.
Добрая и несчастная овечка рядом с верным сторожевым псом. Миклош презрительно скривил тонкие губы. Помощнику сестры нравилось защищать госпожу. А ей, кажется, было приятно этим пользоваться.
171 
