очень нудно 
42 
— Бель-Тэр, — гордо произнес Коттон Крэндол.
— О! Какое прекрасное имя для такого прекрасного дома! — воскликнула Моника Будро, сияя глазами и улыбаясь ему. Нагнув свою кудлатую голову, Коттон нежно поцеловал ее.
— Теперь понимаешь, почему я захотел жить здесь, почему я женился на Мэйси? — спросил он.
— Теперь понимаю.
Кэш, ковыряя большим пальцем ноги теплую землю, запрокинул голову вверх и заметил, что стоило Коттону отвернуться, как улыбающееся лицо матери стало печальным. Кэш полагал, что, когда они уедут из Нового Орлеана в таинственный город, где живет этот высокий белокурый дядя, maman никогда больше не будет грустить. Он надеялся, что она наконец перестанет плакать и, оцепенев, лежать в кровати до самого вечера, пока не придет время идти в бар и подавать пиво грубым крикливым морякам с торговых судов.
Она всегда говорила Кэшу, что настанет день, и человек, которого она называла Коттоном, возьмет их к себе. И тогда они будут счастливы. Так и случилось — она счастлива, несмотря ни на что. В тот день, когда она получила письмо от Коттона, она сжала сына в объятиях так сильно, что едва не задушила.
— Посмотри, mon cher, ты знаешь, что это такое? Билеты! Билеты на поезд! Ну что, разве maman не говорила тебе! Он хочет, чтобы мы приехали к нему и жили все вместе в чудесном доме под названием Бель-Тэр.
Лепеча восторженные слова, переполненная счастьем, она осыпала лицо Кэша безудержными самозабвенными поцелуями.
Через два дня, которые ушли на завершение всех дел и сборы в дорогу, принарядившиеся, они сели в поезд. Поездка показалась Кэшу недолгой, он наслаждался ею. И когда они прибыли на встречу со своей судьбой, он отчужденно стоял возле разгоряченного брюха тепловоза, подозрительно разглядывая человека, к которому так стремилась его мать.
Она кинулась в его объятия, и он поднял ее на руки и закружил на месте. Кэш никогда раньше не видел такого высокого и такого сильного мужчины. Запрокинув голову, Моника смеялась мелодичным смехом, какого Кэш в жизни не слышал. Ее летящие кудрявые волосы отливали радугой на солнце.
Они целовались очень долго, и мальчик решил, что она забыла про него. Большие руки чужого мужчины передвигались по всему ее телу, дотрагиваясь даже до таких мест, которые она никому не разрешала трогать, когда работала в баре. Но после всех этих поцелуев мать наконец отстранилась от дяди и, обернувшись к Кэшу, жестом подозвала к себе.
Медленно и неохотно он подошел к возвышающемуся над ним мужчине. Тот, улыбнувшись, взъерошил ему волосы.
— Он вряд ли помнит меня.
— Да, он был совсем крошкой, когда ты уехал, mon cher.
В ее глазах стояли слезы, но улыбка была широкой и безоблачной. И сердце ребенка подпрыгнуло от радости — его maman стала счастливой!
Он не помнил ее такой. Их жизнь полностью изменилась. Все стало чудесным, как она и говорила. Они не будут больше жить в конце грязного темного коридора в загаженной тараканами квартире. Они будут жить далеко от пыльного города в большом доме, а вокруг будут трава, деревья и чистый воздух. Наконец-то они в Бель-Тэр!
Но дом, в который их привез Коттон, оказался вовсе не таким чудесным, как ожидала Моника, — маленький серый домик на берегу болота, которое Коттон называл Лорентским затоном. Солнечная атмосфера сменилась грозовой. Моника и Коттон провели показательный матч — кто кого перекричит. Кэша выставили за дверь поиграть. Он мрачно подчинился, но дальше крыльца не ушел. Чувство недоверия к чужаку, которое совсем было улеглось, вспыхнуло с новой силой.
— Лачуга! — кричала Моника.
— Да ты посмотри, какой он крепкий. Здесь когда-то жила семья сборщиков моха, но после этого дом много лет пустовал.
— Здесь пахнет болотом! — не сдавалась она.
— Я сделаю все возможное, чтобы не пахло. Кое-что здесь уже изменилось. Посмотри, я пристроил ванную.
— Ты ведь не будешь жить здесь с нами, правда? — Ее голос сорвался.
Помолчав, Коттон вздохнул:
— Нет, не буду. Но это лучшее, что я могу предложить тебе.
Оказалось, что Коттон будет жить в поместье с той леди по имени Мэйси, и Монике это не понравилось. Она визжала и обзывала его такими словами, которые Кэш слышал в баре, но повторять их ему запрещалось. Она перешла на свой родной диалект и кричала с таким самозабвением, что даже сын, привыкший к ее смешанной речи, едва улавливал смысл.
Когда стемнело, он перестал прислушиваться и принялся ловить светлячков. Мать и Коттон поднялись на второй этаж, и на долгое время в доме установилась тишина. Он уснул, свернувшись клубочком на неструганых досках крыльца. Спускались они уже в обнимку. И смеялись. Коттон нагнулся и погладил Кэша по щеке. Затем поцеловал Монику и уехал в своей машине. Они смотрели, как красные огоньки затухают в темном туннеле деревьев. Моника стояла, обняв узкие плечики сына.
42 
