— Я уже очень зол. Ты три дня обещаешь отдать мне долг, Кенни. — Его голос был мрачен и презрителен. — Я не люблю, когда мне врут. — Он приложил к груди ладонь с бриллиантом на пальце и повторил:
— Меня глубоко ранит, когда мне врут.
— Ничего не могу поделать, — вздохнул Кен. — Денег нет. Мне пришлось платить по больничным счетам за старика.
— Кенни, Кенни, ты разбиваешь мне сердце. — Мрачная физиономия стала зловещей. — Ты только подумай, до чего ты докатился. Ты не только врун, ты — неудачник. Вспомни, как ты проигрался на собачьих боях на прошлой неделе. — Он плюнул в лицо Кену. — Ты вшивый неудачник. Ненавижу неудачников.
Кен покрылся испариной.
— Ладно, парень, дай мне немного времени, и я… Тяжелое колено ударило его в пах. Он издал крик смертельной боли.
— Мне надоели твои паршивые объяснения. Они не годятся для покрытия моих расходов. Мне нужны деньги! Когда я получу их?
— Я достану деньги, — промямлил Кен в паническом страхе. — Только дайте мне еще время.
— Твое время вышло, Кенни. — Он приложил нож к «молнии» на брюках Кена.
— Нет, нет, ради всего святого, нет! Я принесу всю сумму, я достану деньги.
— Всю сумму?
— Всю до последнего цента!
— Когда?
— Через месяц.
Пальцы, державшие его волосы, разжались, и Кен, потеряв равновесие, едва не свалился на нож.
— Две недели, — почти беззвучно произнес он. Медленно, движением, тошнотворно похожим на операцию, которую он только что грозился совершить, вымогатель убрал нож.
— Ладно, я согласен — две недели. Он широко осклабился, но тут же сменил ухмылку на свирепую гримасу.
— Не трудись разыскивать нас, мы будем у тебя на хвосте, как мухи на куче дерьма, Кенни.
И крокодилья улыбка снова ощерила его рот, обнажив такие отвратительные зубы, что Кен отшатнулся. Затем оба вышли из светового пятна и исчезли в тем ноте.
В полном изнеможении Кен рухнул на колени.
Сидя на крыльце на качелях, Шейла случайно оттолкнулась ногой и задремала, поддавшись убаюкивающему движению. Она никогда не знала, что такое постоянная усталость, пока не начала каждый день ездить в контору. Она редко уходила домой до сумерек и первая приезжала по утрам. Огни машины в аллее разбудили Шейлу. Увидев Кена, поднимающегося по ступеням, она заулыбалась:
— Привет! Я вижу, что ты выглядишь не лучше меня.
— А… У меня желудок расстроился.
— Надеюсь, ничего серьезного. Он покачал головой.
— Поэтому ты не пришел к ужину?
— Нет, просто я совершал объезд.
Он прошел через веранду и взялся за ручку двери.
— Подожди, я хочу кое-что спросить у тебя. Он повернулся к ней.
— Я тоже хотел бы кое-что узнать, — с трудом произнес он.
— Тогда стреляй первый.
— Ты спишь с Будро?
Улыбка словно свалилась с ее губ. Она была оскорблена не только тем, что его интересовали ее интимные связи, но и грубой прямотой вопроса.
— Конечно, нет.
Подчеркнуто медленно он подошел к качелям и зло сказал:
— Можешь заниматься этим сколько хочешь, все равно весь город уже знает.
Темнота скрыла ее запылавшее лицо. С удивительным самообладанием она утаила от Кена свое волнение. Беспечно махнув рукой, она заявила:
— Ты прекрасно знаешь, как люди любят сплетни.
— Но у каждой сплетни есть свое основание.
— У этой нет.
— Ты проводишь с ним каждый день.
— Но ведь не ночь! — Она снова погасила вспышку гнева.
Не хватало только затеять перебранку — она и так слишком устала, и ей не в чем оправдываться.
— Я работаю с Будро. Мне приходится проводить с ним каждый день. Там есть еще и другие мужчины, с которыми я провожу каждый день. Но это не значит, что я сплю с ними.
— Я не могу вынести, когда твое имя связывают с ним.
— А что поделаешь? Мы вместе работаем.
— Выгони его.
— Не могу! — возмущенно закричала она. — И не хочу! Он мне слишком нужен.
— Раньше ты говорила совсем другое.
— Я плохо разбиралась в делах. Он отличный лесник. Он делает больше, чем получает.
— Тогда ты уходи, я буду руководить работами вместо тебя.
Эти слова вызвали в ней резкий протест. Она не могла доверить никому, даже Кену, свою самоотверженную борьбу за Бель-Тэр.
Стараясь выразиться поосторожнее, чтобы не обидеть его, она сказала:
— Ты не можешь работать в двух местах одновременно.
— Я перенесу свою работу в контору.
— Все равно ты не справишься с двойным объемом работ.