очень нудно 
47 
Агнесса задумалась: как там дома? На время отсутствия хозяев главой домашнего царства назначили Лизеллу. Сначала хотели Рейчел — по праву старшинства, но она отказалась, сказав, что ей и на кухне работы хватит. Впрочем, Лизелла, наверное, справится. Благо, Агнесса была уверена в том, что ничего подобного тому, что произошло между Джессикой и Реем, больше не повторится. Она сейчас во многом была уверена, например, в том, что они, если только захотят, обязательно купят серый особняк. И еще — Агнесса улыбнулась с тайным лукавством — они правильно сделали, взяв с собою только Джерри и Френсин. Это были эгоистические мысли, но Агнесса не стеснялась их. В кои-то годы они с Орвилом побудут вдвоем не день, не два, а целых две или даже три недели. Орвил думает, что она едет травить свою душу воспоминаниями, и ему не нравится это, но он ошибается. Возможно, он не взял с собою детей, чтобы быть более свободным и не позволить Агнессе предаться воспоминаниям. Но она и не собирается, она хочет просто развлечься и отдохнуть. Нет, она не желает вернуться в прошлое, она хочет мечтать, грезить, как в юности; грезы — это единственное напоминание о былом, но ведь, с другой стороны, мечты — бы часть будущего.
Вскоре они прибыли на место. Городок в целом не изменился, хотя появились, конечно, новые здания, например, небольшая уютная гостиница на набережной, в которой они остановились. Агнесса вновь убедилась в том, как она любит океан! Он был еще прохладным, не дышал зноем, как в тот памятный июль, когда она впервые прибыла сюда. Горы тоже не застилала дымка; покрытые юной зеленью, в ореоле солнца они выглядели будто вновь рожденные.
Калифорния, желанный край! Мечта и сон! Теперь уже сон наяву.
В номере Агнесса буквально утонула в запахе бьющих в окно цветущих веток. Все вокруг было пенно-белым, и Агнессе казалось, что за окном расцветают райские кущи.
Потом она переоделась, и они пошли в кафе, после — на набережную. Агнесса словно бы пребывала в тумане, одновременно ошеломляющем и сладком; лишь две мысли четко вырисовывались в ее сознании: «Неужели я опять тут?!» и «Как быстро пролетело время!»
Во второй половине дня они с Орвилом, оставив спящего Джерри на попечении Френсин, отправились к серому особняку. Как сильно забилось сердце, когда среди деревьев показались знакомые стены, и Агнессе почудилось вдруг, что стены эти, как и внутренность дома, есть ее собственные плоть и кровь.
Конечно, все получилось далеко не так просто, как рассчитывала она; дом был далеко не новый, и хозяева, пожилые супруги, согласились подумать насчет его продажи за предложенную Орвилом высокую цену, но прямого ответа, разумеется, сразу не дали. Особняк был продан Амандой, по всей видимости, с обстановкой, потому что многое из того, что помнила Агнесса, сохранилось. Ей позволено было подняться по лестнице наверх… Орвил тоже сделал это; Агнесса стояла у окна, а Орвил — в дверном проеме; он смотрел на ее фигуру в светлом платье и ждал, когда она повернется, ждал с нетерпением и долго, и вот это случилось, и он увидел опять на ее лице то выражение вечной юности, которая, наверное, жила в ней всегда, выражение, являющееся неожиданно, а иногда словно бы пугающее своею силой… «В какие неведомые недра порою погружается душа, и что питает ее: ночь или день? Или просто это любовь — к другим, к себе, к уходящему в столетия всеобщему потоку бесконечной жизни?» — Орвил не знал, как ответить на этот вопрос, но он ясно почувствовал приближение какого-то непонятного конца и одновременно начала чего-то другого, словно бы жизнь их переливалась из русла в русло могучим течением.
Агнесса тревожно вздохнула, но потом улыбнулась — они с Орвилом так часто без слов понимали друг друга…
Агнесса не казалась разочарованной; хотя она так много думала о том, что будет хозяйкой этого дома (она, а не Аманда!), она хотела играючи поставить туфельку на руку судьбы, но это, наверное, было не так просто. Серый особняк не впустил ее сразу — давалось время еще для каких-то событий…
И все-таки она была довольна. Она хотела зайти к Деборе Райт и Эйлин, но передумала, зато побывала в порту, в многочисленных лавках, на площади. И странно: то, что случилось девять лет назад словно бы с нею и не с ней, отпустило окончательно именно здесь, когда замкнулся огромный девятилетний круг её жизни. И если что-то началось бы опять, то это происходило бы как бы заново.
И были наполненные впечатлениями дни и прохладно-жаркие ночи с таинственной тьмою, бездною чувств, светом луны и белых цветов за окном, а после — отъезд и ощущение того, что все эти чудесные дни пролетели, как сон. И утешало только то, что через месяц, самое большее — два, они вернутся обратно.
47 
