226 
Читатель, что еще может быть великолепнее?..
Эсминцы шли весь день. Их мотало и било.
Они шли…
День был краток, и затемнело во влажных далях.
Справа по борту вдруг брызнуло огнями столичных предместий. Проплыли мимо эсминцев волшебные электрозарева Ораниенбаума и дачного Мартышкина; затемненный Петергоф со скучающими фонтанами промигал кораблям одиноким фонарем на причале.
По курсу перед эсминцами – словно открыли большую парадную дверь: это была Нева, и корабли, устало добирая последние обороты, вошли в ее устье…
- А из-за Николаевского
- чугунного моста,
- как смерть,
- глядит
- неласковая
- Аврорьих
- башен
- сталь.
«Самсон» встал за кормою «Авроры», «Забияка» отчетливо положил свой якорь в струе «Самсона». По обширной дуге Николаевского моста светили окна дребезжащих вечерних трамваев, и бежали вдоль Английской набережной фыркающие газолином автомобили.
Подсвеченный прожекторами кораблей, иногда в отдалении вспыхивал зеркальными окнами притихший Зимний дворец…
Не верилось, что еще вчера они тонули и гибли при Моонзунде!
Корабельные склянки отзвонили на палубах.
Сегодня они пробили последний раз в старом времени.
На «Авроре» матросы уже потащили чехлы с бакового орудия…
Скоро склянки пробьют опять.
Но уже в Новом Времени.
Моонзунд явился ему прологом…
Осень 1970 года
Рига
Комментарии
На титульном листе рукописи, ниже заглавия «Моонзунд», Валентин Пикуль написал: «Этот роман одни читатели прочтут как морской роман, другие – как политический. Я же называю его любовным». Рядом с этими словами карандашная пометка редактора: «Я бы все это снял». Валентин Саввич пошел навстречу пожеланию. Но мне хочется привести эти слова, чтобы читателю было понятно настроение автора и его отношение к задуманному роману.
В. Пикуль, воскрешая память, не претендовал на всеобщую любовь и почитание. Правда не всем лицеприятна. Но он собирал вокруг написанных им страниц и своих героев людей неравнодушных. А остальным, честно, без сожаления и особой симпатии, заявлял:
«Читатель! Если ты не щедр на радости жизни, и тебя не волнует гневное кипение моря, если твоя хата с краю и остальное ничто уже тебя не касается, если ты никогда не совершал диких безумств в любви и тихо, никому глаз не мозоля, укрываешься в кооперативной квартирке от уплаты алиментов, если тебе, как ты не раз заявлял, „все уже надоело“, и ты не ходишь в кино смотреть военные фильмы, если закаты отполыхали над твоим сердцем, сморщенным в скупости чувств, – тогда я заявляю тебе сразу: оставь эту книгу! Можешь не читать ее дальше…
В самом деле, стоит ли тебе напрасно мучиться? Возьми с полки справочник, раскрой его на букве «М», отыщи слово «Моонзунд», и там из десяти скупых строчек ты вкратце узнаешь все то, что поведано мною на последних страницах…»
Любовный роман! Это не просто роман о любви. Это роман, написанный с любовью.
«Моонзунд» рассказывает о моряках Балтийского флота в грозный канун Октябрьской революции. В этой сложной исторической обстановке действуют главные персонажи: старший лейтенант Сергей Николаевич Артеньев, председатель Центробалта матрос Павел Ефимович Дыбенко, большевик с эскадренного миноносца «Гром» Трофим Семенчук.
Прототипом главного героя романа Сергея Артеньева является Николай Сергеевич Бартенев, внук известного русского историка, пушкиниста, издателя журнала «Русский архив». Трое сыновей Николая Сергеевича – Петр, Владимир, Сергей – героически погибли в боях за родину в годы Великой Отечественной войны. Отправляясь на службу, младший семнадцатилетний Сергей сказал пытавшейся удержать его матери: «Что ты, мама, мы же Бартеневы, мы рождены, чтобы защищать Россию». На протяжении многих лет Валентин Саввич поддерживал связь с семьей Бартеневых.
Вот как записан мною в дневнике рассказ Валентина Саввича о работе над романом «Моонзунд»:
«Начал работать над романом страстно и увлеченно. Морская романтика захватила целиком. Когда было написано более трети романа, переехал жить на дачу. Там я решил отойти от событий и героев, чтобы довести уже написанное, как говорится, до кондиции. Читал и перечитывал, „вылизывал“ каждую страницу. В результате переработки материал стал каким-то сухим и скучным. Перечитав все заново, я вернулся к первоначальному варианту, что и составляет основу романа».
226 
