очень нудно 
49 
— Так почему же чэр Мертвец оказался на свободе?
— Он не виновен.
— Что?!
— Дело еще более темное, чем прошлое, — неохотно сказал господин Ацио. — У Скваген-жольца нашлись неопровержимые улики на этот счет. Сам эр'Хазеппа, нынешний глава этой организации, докладывал Князю. И свидетели стали отказываться от показаний. Палате Семи пришлось пересмотреть дело и пойти на попятную. Случился очень большой конфуз.
— Представляю! — воскликнул Тревор. — Почему же Грей и тот… второй, которого вы назвали, до сих пор не разжалованы до регулировщиков движения?!
— За них, кажется, заступился мэр. Да и сам Князь понимает, что тогда торопил события и просил любых доказательств виновности. А вы знаете, что, когда Владыка просит, обычно исполняют. Так что верных собак бить за службу не было большого резона. Впрочем, мой друг, это всего лишь домыслы. В общем, эр'Картиа выпустили, и его репутация полностью восстановлена, хотя некоторые до сих пор считают его виновным.
— Выпустили… — проворчал Тревор с внезапной злостью. — Я ненавижу этот темный город всем сердцем! Какой толк в свободе, если твоя жизнь может оборваться в любую минуту, а на имени все равно останется пятно?
Я вышел из гостиной в коридор, направившись к лестнице. Старина Тревор, кем бы он ни был, — прав. Мы испытываем стыд не потому, что допустили ошибку, а потому, что наш позор видят другие.
Мое доброе имя окунули в грязь, моя жизнь сломана и недолговечна, но чэр Мертвец не успокоится до тех пор, пока не найдет настоящего убийцу чэра эр'Фавиа.
Внизу меня отыскал Талер и, сунув в руку бокал с кальвадосом, с тревогой заглянул в лицо:
— Кого ты встретил? Призрака?
— Мертвеца. — Должно быть, улыбка была у меня кривой и неприятной, потому что мой друг иронии не оценил и нахмурился еще сильнее. — Я думал, ты ушел.
— Решил пропустить клуб. — Он дернул плечом. — Все-таки праздники у Кат бывают не каждый день. Сегодня стрелки обойдутся и без меня.
— Разумно. Кто этот невежа?
Какой-то офицер в алом плотном мундире с золотыми погонами и несколькими наградами на груди, явно принявший лишнего, рассказывал при дамах пошлую историю. Двое его сослуживцев, гораздо более крепко стоящие на ногах, пытались сгладить возникшую неловкость.
— Ты сегодня явно не в ударе, приятель, — сказал один из них, нарочито весело хлопнув вояку по плечу. — Нам пора уходить.
От выпитого физиономия у вульгарного шутника была такой же алой, как его мундир, отчего ярко-голубые глаза под пшеничными бровями казались двумя драгоценными камешками.
— Совсем скоро я умчусь на фронт, отправлять в пламя проклятых малозанцев! Но вначале найду ее! И попрошу руку, сердце и…
Приятели подвыпившего военного, увидев направляющуюся в эту часть зала хозяйку дома, оставили церемонии, подхватили дружка и силой уволокли его в курительную комнату, от греха подальше. Когда надо, у крошки Кат проявлялся крайне крутой нрав, перед которым пасовал даже такой опытный в политике человек, как Рисах, и всякие оболтусы, не исключая тех, что понюхали пороху, старались с ней не связываться.
— Хочешь, я тебя от него избавлю? — спросил я у Катарины.
— Не стоит, — вздохнула она, провожая людей в мундирах взглядом. — Все-таки гость.
— Вечер просто замечательный, — сообщил я ей, и она расцвела.
— Скоро ужин, мальчики. Вы, разумеется, остаетесь?
— Конечно, — обрадовал ее Талер. — Я не прочь попробовать шедевры твоего повара.
— Он превзошел сам себя. — Катарина бегло осмотрела зал и сделала незаметный жест, привлекая внимание метрдотеля.
Тот приказал стюардам принести еще шампанского.
— Рисах нашел тебя, Тиль?
— О да. Твой муж, как всегда, был очень гостеприимен.
— Извините.
К ней подошел мажордом, склонившись, что-то прошептал на ухо, и лицо Катарин тут же застыло.
— Кто-то умер? — участливо поинтересовался Талер, давно научившийся угадывать ее настроение.
— Хуже. Кларисса явилась с одним из своих братьев, хотя их никто не приглашал!
Кат едва не метала молнии, превратившись из гостеприимной хозяйки в настоящую фурию.
— Послушай, Катарина, — как можно мягче сказал я. — Это не проблема для меня. Тебе вовсе незачем…
— Еще как есть зачем! Я выгоню ее!
— Это неприлично, — еще мягче сказал я, и Талер, соглашаясь со мной, сурово кивнул.
49 
