очень нудно 
37 
– По сто сорок шестой.
– Рубль сорок шесть... Разбой, что ли?
– Угу.
– Ну ничего, с такой статьей уважают. Вот если за изнасилование, тогда плохо. Очень плохо... Ну да ладно, сам все увидишь. Главное, ничего не бойся...
Автозак объехал все изоляторы временного содержания, собрал на борт всех, кого можно. Человек двадцать в фургон набилось. Вонь, гул, теснота. Но Ролан уже не морщил нос, как в случае с Фрезером. Он уже смирился с мыслью, что ничего хорошего в жизни его не ждет. Скотское отношение, скотские условия... Скотская жизнь... Увы, он сам во всем виноват... И нужно радоваться, что на него повесили только разбой. Хорошо, что убийства остались за кадром... «Хорошо» – в данном случае понятие относительное. А вот в дерьме Ролан оказался основательно и надолго...
Наконец машина прибыла на место. Остановилась, качнувшись на тугих рессорах. Послышалось лязганье сдвигаемых ворот.
– В шлюз въезжаем, – прокомментировал Леша.
Ролан никак не отреагировал на это.
Машина проехала немного. И снова остановилась. Открылись еще одни ворота. Снова движение. Двор тюрьмы. Другая планета.
Начальник конвоя открыл дверь автозака. Первыми из фургона выпрыгнули конвоиры. Но для них земля под ногами своя. Здесь они как дома. Другое дело конвоируемые...
– Выходим по одному! – Голос прапорщика такой же жуткий, как лай собак. – Руки за голову! И бегом!
Куда бежать, он не объясняет. Зачем, если есть дорога, с которой, даже если очень захочешь, не свернешь.
Если бы в тюрьму приехал министр, ему бы устелили дорогу ковровой дорожкой. Для арестантов же другая дорожка, выстланная тюремщиками с автоматами и собаками.
– Бегом!.. Бегом!..
Прапора надрывно орут, собаки так же надрывно лают. Арестанты же молчат как овцы. И покорно бегут на заклание. Замешкался – или прикладом по ребрам получишь, или остроту собачьих клыков на себе прочувствуешь.
От нагнетаемой жути ноги прогибались в коленях, но Ролану повезло – он удачно стартовал, не сбавил ход на дистанции. И бежал согбенно, чтобы тюремщики не увидели в нем гордеца, которого следует опустить...
Еще с двумя арестантами его затолкали в крохотную, не больше полутора квадратных метров, камеру, в тюремном обиходе называемую «стаканом». Скамья узкая – задница целиком не помещается. Подвешенное состояние в ожидании чего-то ужасного.
Но ничего страшного не произошло. Через полчаса его выдернули из «стакана». И снова он попал в такую же камеру без окон, правда, гораздо большего размера. Но вместо заключенного там находился хмурый мужик в несвежем белом халате. Не врач, а именно мужик в халате. Откормленное лицо, мощные плечи, кисти рук с голову обычного человека. Ему бы быков на мясобойне забивать... Ролан напрягся. Уж не в пресс-хату ли он попал...
– Раздевайсь! – оглушающим голосом приказал мужик. Чем еще больше встревожил Ролана.
Но, как ни странно, ничего из ряда вон выходящего не случилось. Мужик спокойно осмотрел его. Занес в специальную карту особые приметы – родимое пятно на правой стороне груди, глубокий рваный шрам на правом плече.
– Жалобы на здоровье? Туберкулез, сифилис? Инвалидность?
– Нормально все.
– Следующий!..
Далее был шмон. То есть обыск. Снова последовала команда раздеться. На этот раз догола.
Ролан очень хотел оставить при себе одну-единственную стодолларовую купюру. В камере предварительного заключения спрятал ее под стельку кроссовки. Но, увы, маленький щуплый прапорщик унюхал ее в момент.
– В карцер хочешь? – тихо спросил он.
– Нет, – покачал головой Ролан.
– Тогда ничего не было.
– Ничего...
Прапорщик растворил купюру в воздухе с ловкостью маститого фокусника.
Но на этом досмотр не закончился. Ролана заставили присесть на корточки, раздвинуть ягодицы... Видать, прибыльное это дело заглядывать в задницу арестантам...
Затем Ролан попал в руки парикмахера. Маленький щуплый человечек энергично орудовал затупившейся машинкой, с наслаждением завзятого садиста через боль сдирал волосы с головы... По закону нельзя было брить наголо до суда. Но в СИЗО свои законы. Начальство всегда могло объяснить свое чрезмерное рвение борьбой с вшами и чесоточным клещом.
Парикмахер превратил Ролана в тюремного зэка. А фотограф увековечил его новый образ бритого уголовника. Фас, профиль...
Закончилась эта крайне нудная и утомительная процедура «карантином» – так называлась транзитная камера, откуда арестантов забирали для перевода в обычные камеры.
37 
