71 
В ее душе творилось что-то невообразимое. Это была смесь гнева, отчаяния и злости одновременно.
— К твоему сведению, я не выставляюсь на всеобщее обозрение, — парировала она. — Завала делает исключительно классические фотографии, демонстрирующие совершенство человеческого тела, а вовсе не снимки на потеху похотливых извращенцев.
— Разумеется! — закричал он ей в ответ. — Мы все прекрасно знаем, как ты гордишься своим “человеческим телом”, не так ли? Ты так гордишься им, что готова демонстрировать его на каждом перекрестке.
— А ты готов часами пялить на меня свои чертовы глаза! — в таком же примерно тоне ответила она ему. В течение последних недель это была их первая серьезная ссора, в которой она позволила себе чертыхаться. Она и сама почувствовала, что это ругательство звучит как-то странно.
— Я твой муж!
— Да, но не мой собственник и не моя совесть, — продолжала неистовствовать Шей. — К тебе приходят многие люди, чтобы посоветоваться, что им делать, но я не из их числа. Я не нуждаюсь в советах, я прекрасно знаю, чего хочу от жизни. И могу сказать тебе совершенно откровенно: сейчас я хочу позировать перед фотокамерой Завала. — После этих слов она быстро вышла из кухни.
Наступило время ужина, но Шей не спустилась в столовую, а Ян весь вечер просидел в своем кабинете. Когда он наконец пришел в спальню. Шей притворилась, что спит. Вся следующая неделя прошла в том же духе. Между ними не было интимных отношений, а разговор ограничивался лишь самыми необходимыми фразами. Напряжение в доме постепенно нарастало и к концу недели стало просто невыносимым.
Она не видела мужа даже в то утро, когда ей нужно было ехать в Нью-Йорк на пробу. Когда она спустилась вниз, Ян уже ушел из дому, поэтому ей пришлось попросить миссис Хиггинз отвезти ее на станцию. Шей села на поезд с тяжелым сердцем. Обида на Яна не исчезла. Он должен был гордиться тем, что его жена удостоилась чести быть приглашенной на пробу к знаменитому фотографу. Ему надо было подбодрить ее, сказать теплые напутственные слова, успокоить, поднять ее дух, что он обычно делал по отношению к своим прихожанам. Но этого не случилось. Он даже не захотел понять, как важна для нее эта встреча.
Пока колеса поезда накручивали мили. Шей размышляла о сложившейся ситуации, чувствуя, как возрастает горечь обиды и вместе с тем крепнет решение довести дело до конца. Он не должен помешать ей воспользоваться этим замечательным предложением. Ведь другой такой возможности может просто не быть. Когда. Шей войдет в студию, она будет веселой, жизнерадостной и сияющей.
И это ей удалось. Правда, к девяти часам, вечера, когда пробы закончились, она чувствовала себя очень уставшей. Позвонив в несколько гостиниц, она нашла недорогую и безопасную, решив, что возвращаться домой в столь поздний час весьма рискованно. Затем она позвонила домой.
— Да? — ответил Ян в телефонную трубку. Шей попыталась определить, звучала ли в его голосе тревога или обеспокоенность, но так и не смогла этого сделать.
— Ян, это я. Я все еще в Нью-Йорке. Возвращаться домой сейчас уже поздно, и я решила провести ночь в гостинице и вернуться домой завтра рано утром.
— Понимаю, — сухо сказал он. — У тебя достаточно денег, чтобы перекусить и заплатить за номер?
— Да.
— Ну что ж, когда вернешься, позвони миссис Хиггинз, она встретит тебя на станции.
— Хорошо, — тихо сказала Шей, чувствуя, что в горле застрял комок обиды и разочарования. Ей так хотелось поговорить с ним, рассказать, что проба у Завала оказалась не такой интересной, как она ожидала. Знаменитый фотограф оказался чрезмерно требовательным, самоуверенным и чересчур претенциозным.
И вот теперь, услышав по телефону сухой голос Яна, Шей чуть не разрыдалась. Она надеялась, что сможет сказать ему, как устала от неопределенности в их отношениях, как соскучилась по его нежным ласкам и его страстной любви. Но природная гордость не позволила ей сделать этот шаг. Черт бы его побрал! Он загнал ее в угол, из которого она пока не видела выхода.
— Ну ладно, — сказала Шей наконец, — тогда спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — резко ответил Ян и тут же повесил трубку.
На следующий день миссис Хиггинз встретила ее на станции и отвезла домой, направившись после этого на рынок.
— Преподобный отец сейчас находится дома, — сообщила она, когда Шей выходила из машины.
Шей вошла в дом и сразу поднялась на второй этаж в спальню. Когда она увидела, что Ян лихорадочно собирает свои вещи в чемодан, ее сердце заныло от боли. Неужели он покидает ее?
71 
