очень нудно 
49 
Лектор рассказывал о самых важных событиях того скучнейшего периода цивилизации, который предшествовал веку коммерции. Я рассеянно слушал его, стараясь отыскать в столь разных людях, собравшихся здесь, то общее, что должно было их объединять. Все они «консы», в этом нет сомненья, иначе зачем бы им здесь сидеть. Но мне так и не удалось найти в них то главное, что должно было, хотя бы внешне, отличать этих маскирующихся фанатиков от остальных людей. Каждый из них казался обыкновенным потребителем, с голодным выражением лица, которое обычно появляется у человека от соевых котлет и дрожжевого кофе. На улице я прошел бы мимо любого из них и даже не обернулся. Но я был в Нью-Йорке, а, по словам Боуэна, все «консы», с которыми мне доведется здесь встретиться, — это руководящие деятели движения, его вожди и вдохновители.
Над этим фактом тоже не мешало призадуматься. Когда я наконец выпутаюсь из этой истории, встречусь с Фаулером Шокеном и восстановлю свою репутацию, то постараюсь накрыть эту подпольную шайку, если только умно поведу игру. Я стал более внимательно приглядываться к сидящим в комнате, запоминая их лица. Мне бы не хотелось ошибиться при новой встрече.
Очевидно, был подан какой-то сигнал, но я не заметил его. Лектор прервал лекцию на полуслове, и из первого ряда выскочил низенький толстый человечек.
— Ладно, — сказал он будничным голосом, — все мы в сборе, и нет смысла терять время. Мы враги всяких потерь, для этого и собрались здесь. — Он пресек легкий смешок, пробежавший по аудитории. — Не шумите, — предупредил он, — и не называйте друг друга по имени. На этом собрании мы будем пользоваться номерами. Можете звать меня «номер один», вы будете «номер два», — он ткнул пальцем в своего соседа, — и так далее, ряд за рядом. Ясно? О'кэй, а теперь слушайте внимательно. Мы собрали вас здесь потому, что вы все новички. Вы теперь члены большой организации. Здесь, в Нью-Йорке, находится ее руководящий центр, выше его уже ничего нет. Каждый из вас был отмечен за какие-то заслуги — вы сами о них знаете. Сегодня вы получите задания. Но прежде мне хотелось бы предупредить вас об одном. Вы не знаете меня, я не знаю вас. Каждый из вас прошел испытание в своей ячейке, но наши люди на местах иногда бывают не в меру доверчивы. Если они ошиблись в вас… Ну, вы и сами понимаете, чем это может кончиться, не так ли?
Все дружно закивали головами. Я не отставал от других, но постарался запомнить этого маленького толстяка. Людей вызывали по номерам, одного за другим, они вставали и после короткой беседы с толстяком по двое и по трое выходили из комнаты, исчезая для выполнения заданий. Меня вызвали почти последним. Кроме меня, в комнате осталась только девушка с волосами апельсинового цвета и слегка косящими глазами.
— Ну, теперь вы двое, — обратился к нам толстяк. — Вы будете работать вместе, поэтому вам надо знать друг друга по имени. Гроуби, познакомьтесь с Корвин. Гроуби — своего рода литературный работник, а Селия — художница.
— О'кэй, — сказала девушка и раскурила от окурка новую сигарету «Старр». Идеальный тип потребителя, подумалось мне, если бы ее не испортили эти фанатики. Я заметил, что она жевала резинку даже во время бесконечных затяжек.
— Сработаемся, — одобрительно кивнул я.
— Конечно, — сказал толстяк. — Ничего не поделаешь, придется. Сами понимаете, Гроуби, для того чтобы дать всем возможность проявить себя, мы вынуждены сообщить вам много такого, что нам не хотелось бы завтра прочесть в газетах. Если вы не сработаетесь с нами, Гроуби, — добавил он ласковым голосом, — понимаете, в какое положение вы нас поставите? Тогда нам придется позаботиться о вас. Соображаете? — Он слегка постучал по пробке небольшого флакона с бесцветной жидкостью, стоявшего на столе.
— Соображаю, сэр, — поторопился я ответить.
Действительно, не трудно было сообразить, что находилось в этом флаконе.
Выяснилось, что все не так уж сложно. Однако после трех часов напряженной работы в этой маленькой комнатке мне пришлось напомнить им, — если я не вернусь в свой барак и не попаду на утреннюю перекличку, то едва ли смогу оказаться им полезным. Тогда меня отпустили.
Однако на перекличку я все равно не попал. Когда я вышел из музея навстречу великолепной утренней заре, я был полон самых радужных надежд. Внезапно из предрассветного тумана вынырнул какой-то человек и заглянул мне в лицо. Я узнал противную ухмыляющуюся рожу водителя кеба, доставившего меня в музей. — Хэлло, мистер Кортней, — ехидно приветствовал он меня, а затем мне на голову обрушился возвышавшийся за музеем обелиск или что-то в этом роде.
49 
