238 
Женщина стремительно прошла в спальную, одним рывком опустила на окна плотные шторы, ничком рухнула на постель и мгновенно уснула как убитая.
– Странно, – заметил сенатор Якоби…
В доме все ждали ее пробуждения, Юлия Николаевна проснулась ближе к полуночи и вышла к чайному столу, оживленная.
– Ну, вот и все, – заявила она, – а маркиз Иван Иваныч шлет своим потомкам самый сердечный привет…
– Да не томи душу, – взмолился перед нею Паткуль. – Ответь главное: сообщил ли он, где зарыл фамильные сокровища?
Юлия Николаевна обвела всех просветленным взором:
– Да, конечно! Клад уже в наших руках.
– Слава Богу, – перекрестился Паткуль. – Хоть не даром ездила, а то ведь я тут с ума сходил! Нет и нет… Право, не знал даже, что и думать… Копать-то узнала ли где?
Юлия Николаевна объяснила, почему так долго задержалась.
– Оказывается, это все не так просто. Маркиз ни в какую не поддавался на уговоры Анисимова явиться перед нами, а когда его спросили по поводу клада, он даже бранился, употребляя при том некоторые… нефранцузские выражения. Наконец, когда я расплакалась, он сжалился и сказал, чтобы я срочно возвращалась в Романщину, он явится мне во сне и все расскажет. Вот я и спешила поскорее уснуть.
– Приснился он тебе?
– Почти сразу. Очень элегантный мужчина.
– Сказал?
– Да, ничего не скрывал. Теперь дайте бумагу и карандаш…
На чистом листе бумаги возник загадочный кружочек.
– Что это? – хмыкнул сенатор Якоби.
– Дуб.
От этого дуба карандаш вывел длинную прямую линию.
– А это что? – спросил муж.
– Т е н ь.
– Какая тень?
– Тень от дуба ровно в полдень.
– А что же делать далее? – спросил Якоби.
– Там, где в полдень кончается тень от дуба, следует отмерить тридцать шагов вперед, затем обратиться лицом к скотному двору и отсчитать еще тридцать шагов… Там и клад!
Вся семья Паткулей, включая детей и прислугу, высыпала во двор, а гувернантка, чопорная, сказала:
– Все это очень мило, но… но… но…
– Копать безо всяких “но”, – отвечали ей.
– Да что вы собираетесь копать, если в Романщине давно не растет ни одного дуба, а скотного двора нет и в помине.
– В самом деле, – сказал Якоби, – если дуб и существовал при жизни маркиза, то потом его, наверное, спилили.
– В чем дело? – сказала гувернантка. – Если дуб спилили, значит, после него должен остаться пень .
– Верно! – обрадовался Паткуль, и все силы благородного семейства были направлены на отыскание пня…
– Нашла-а-а, – вдруг закричала кухарка.
Все кинулись к ней, и возле старой веранды, в гуще крапивы, действительно был обнаружен полусгнивший пень.
– Вот и все, – сказал Паткуль и зашагал.
– Подожди до полудня, – остановила его жена.
Стали ждать полудня, а гувернантка, язва такая, сказала:
– Как же вы, господа, собираетесь отсчитывать тридцать шагов от точки окончания тени, если вы не знаете высоту дуба?
– Опять неудача, – огорчился Паткуль.
– Наконец, где же скотный двор? – намекнула гувернантка.
– В самом деле – где был скотный двор?
– Там же, где и дуб, – раздраженно отвечала мужу Юлия Николаевна. – Чем задавать глупые вопросы, лучше просмотри старинные планы усадьбы и найдешь…
Верно! На старых планах был отмечен хлев, а с их помощью отыскали и осевший в землю фундамент скотного двора.
Стал накрапывать дождик, гувернантка раскрыла зонтик:
– Я вернусь домой, – сказала она, с сарказмом добавив: – Но как можно высчитать длину тени, падающей от дуба, который давно спилен, и остался один только пень.
– Вот… язва, – сказала по ее адресу мадам Паткуль.
С тех самых пор семья Паткулей, в жилах которых перемешалась благородная кровь французских, немецких и русских дворян, покоя уже не ведала, медленно, но верно разоряясь на всякие усовершенствования, а сам хозяин даже взялся за изучение тригонометрии и высшей математики, рисуя всякие чертежи, где гнилой пень играл отправную точку его расчетов.
Владимир Александрович однажды, облачившись в мундир поручика гвардии, поехал в Петербург, чтобы в кругу профессоров императорского университета получить самую точную консультацию – как вычислить длину тени от дуба, если самого дуба нет и в помине, зато остался один гнилой пень?
Обратно из столицы он вернулся уже не один, а привез с собою целую артель землекопов и с ними инженера-геодезиста, который, глянув на фронтон классической усадьбы, сразу же заявил, что он соблюдает диету, и потому его возненавидела кухарка, которой пришлось для этого “пшюта” готовить отдельное блюдо. Затем рабочие, безуспешно перелопатив половину цветущего сада и навалив всюду кучи земли, ушли вечером на станцию, а точнее – в станционный трактир, где учинили драку с лужскими аборигенами, а в Романщине появился пристав полиции, чтобы выяснить – откуда взялись эти работники:
238 
