119 
– Судьба людей в наших руках! Давайте сдвинем мушки на один миллиметр в сторону, чтобы они промахнулись оба… Об этом будем знать только вы и только я!
Но секундант Житецкого возроптал:
– Поединок – дело чести. Как же вы, дворянин старого рода, можете предлагать мне подобные фокусы?
Беклемишев ответил ему с надрывом:
– Да ведь миллиметр решает жизнь человеческую. Вы, лейтенант, наверное, еще не смотрели смерти в лицо, и потому вам трудно меня понять. Если бы ваша биография сложилась иначе, вы бы согласились сбить мушки даже на целый сантиметр…
Панафидин до четверга не испытывал никаких волнений, нормально спал, с аппетитом обедал, а все предстоящее на речке Объяснений казалось ему какой-то ерундой. В самом деле, ему ли, пережившему страшную бойню крейсеров возле Цусимы, бояться черного «зрачка» дуэльного пистолета? В пятницу он привел себя в порядок, не спеша побрился, нанял извозчика и поехал в Гнилой Угол. В конце Ботанической улицы его заметил из окна бедный старик Гусев и помахал ему скрипкой:
– У меня новые каденции! А куда вы в такую рань?
– По делам.
– Так заходите. У меня есть что сказать.
– Обязательно! Потом заеду…
Извозчик задержал лошадей в конце Гнилого Угла.
– Тпрру, с вашей милости четыре с половиной.
– Чего так дорого, братец?
– А ныне все подорожало. Овес тоже.
– Ну, ладно. Подожди. Скоро поедем обратно…
На обширной поляне, с которой была видна бухта Золотой Рог, все были в сборе. Житецкий ходил поодаль, часто посматривая на небо. Лейтенант с родимым пятном на щеке решительно шагнул к Панафидину, держа руки с пистолетами за спиной.
– В какой руке? – спросил он.
– Мне все равно. Давайте хоть в правой…
Беклемишев выглядел сегодня неважно. Он нервно шевелил на груди золотую цепочку от часов и этим напоминал кузена Плазовского, любившего теребить шнурок от пенсне.
– Напомню о правилах, – сказал Беклемишев. – Дистанция двадцать пять шагов. Сорок четыре секунды. Стрелять можете между устным счетом: «раз, два, три – стой!» Все понятно?
– Благодарю, – отозвался Панафидин.
Его и Житецкого развели по концам поляны.
Велели стать спинами друг к другу.
Затем раздалась команда:
– Можете повернуться лицом… сходитесь!
Высокая влажная трава путалась под ногами.
С неба кричали чайки: «Чьи вы? Чьи вы?»
Методический диктат времени:
– Раз… два… три… стой!
Панафидин застыл. Выстрел был ослепляющим.
Житецкий опустил руку с пистолетом.
Панафидин долго еще стоял недвижим.
Потом вздохнул, глубоко заглатывая чистый утренний воздух. Стал оборачиваться куда-то в сторону и упал на бок.
Он был еще жив, и для него не успела померкнуть синева гавани. Его еще ослеплял белый камень волшебного русского города. Панафидин упрямо смотрел в сторону рейда, с которого однажды ушли крейсера, но обратно они не вернулись.
Остался лишь один, и он узнал своего флагмана:
– « Россия », – прошептали губы, мертвея.
В кармане его мундира нашли выписку из какой-то книги: «Россия безразлична к жизни человека и к течению времени. Она безмолвна. Она вечна. Она несокрушима…»
«Панафидинский Летописец» был опубликован в Москве через десять лет после его гибели. Могила мичмана была забыта и безжалостно затоптана временем, как и могилы его предков.
…………………………………………………………………………………..
С тех пор прошло много-много лет… На жестком грунте, словно водруженный поверх нерушимого пьедестала, крейсер «Рюрик» остался для нас вечным памятником русского героизма. Над ним, павшим в смертельном бою, сейчас стремительно проходят новые корабли новой эпохи с экипажами новых поколений.
Над могилой «Рюрика» советские крейсера торжественно приспускают флаги, и тогда гремят салюты в его честь!
Корабли – как и люди, они тоже нуждаются в славе, в уважении и в бессмертии… Вечная им память!
Но даже у погибших кораблей тоже есть будущее.
1985 год.
Рига
119 
