очень нудно 
33 
Мистер О'Рейли едва с ума не сошел от горя — смотреть было страшно! Мы все очень плакали, потому что любили мисс Одри. А она лежала, как живая, вся в белых цветах… Похоронили ее на местном кладбище, и мистер О'Рейли день и ночь рыдал там, как безумный. Я боялась, что он покончит с собой, но, к счастью, Бог уберег. Доктор прислал кормилицу для ребенка, я устроила детскую и надеялась, что малютка поможет мистеру О'Рейли справиться с горем.
Наверное, так бы и случилось, но тут начались другие неприятности. Думаю, у мистера О'Рейли было немало завистников, а может, и врагов; во всяком случае, кем-то все это было подстроено — таково, по крайней мере, мое мнение. В общем однажды к мистеру О'Рейли пришел человек и заявил, что мальчик, которого родила мисс Одри, его сын, а сам он — ее любовник, и потребовал отдать ему ребенка. Он сказал, что они с мисс Одри давно любили друг друга, еще с ранней юности, но мистер Бенсон не хотел давать согласия на брак, потому как хотел выдать дочь непременно за белого, а человек этот был только наполовину белый, как и мисс Одри. Да, отец мисс Одри действительно желал видеть дочь замужем за белым, она сама мне говорила, но при этом не упоминала ни о какой несчастной любви. Да, верно, она долго никому не давала согласия, но когда познакомилась с мистером О'Рейли, долго не тянула — через полгода они и поженились.
Я тогда сильно перепугалась: вдруг мистер О'Рейли возьмет да и отдаст сыночка мисс Одри этому человеку! Нет, думаю, что бы там ни случилось, такого не допущу! Мистер О'Рейли страшно разгневался и вышвырнул этого человека вон. Но после задумался. Стал потихоньку расспрашивать слуг, и выяснилось, что к мисс Одри и впрямь однажды приезжал мужчина — мулат, как раз когда мистера О'Рейли не было дома. Они разговаривали в саду, потом этот человек уехал, и мисс Одри даже не пошла его провожать. Я, к сожалению, ничего не видела и не знала: мы с мужем ездили на свадьбу своих друзей. И так скверно получалось: именно через месяц после отъезда проклятого мулата мисс Одри и объявила, что беременна. Мистеру О'Рейли она почему-то ничего не рассказала о приезде того мужчины. Я-то думаю: ну не сказала и не сказала, может, просто не хотела что-либо объяснять мужу или огорчать его. Этот мулат никогда больше здесь не появлялся, мы так и не узнали, зачем он приезжал тогда в особняк, о чем говорил с мисс Одри, что их связывало, были ли они вообще раньше знакомы. Спросить было не у кого, оставалось верить или не верить. Лично я не думаю, что у нее могло что-то быть с другим мужчиной, не могла она изменить мужу. А вот мистер О'Рейли стал сомневаться.
Он вообще очень изменился после смерти жены, ходил потерянный, мрачный, а потом сделался раздражительным и злым. В тот год он часто пил в одиночку и все думал, думал — об одном и том же. Однажды спросил у меня: «Джулия, скажи, мальчик хоть немного похож на меня? Ты не находишь, что он слишком темный?» Ну что я могла ответить? Бог знает, похож — не похож, он же еще слишком маленький! Вообще-то ребенок, конечно, был весь в мисс Одри, но кожа у него была светлее… Господи, да разве можно было сомневаться! Я впала в полное отчаяние, так как не знала, чем все это может обернуться, только предчувствия были очень плохие! Помнится, прибежала тайком к отцу Гленвиллу, упала перед ним на колени и воскликнула: «Святой отец, вы исповедовали миссис О'Рейли! Бог простил ей грехи, правда?!» Он удивленно посмотрел на меня и ответил: «Миссис Уилксон, эта женщина была чиста, как слеза Господня!»
Но, как бы то ни было, все портреты мисс Одри исчезли со стен, а бедный малыш лишился не только матери, но и отца. Мистер О'Рейли не заходил в детскую, тем не менее я иногда приносила ему малютку и старалась заставить интересоваться сыном. Он молча слушал меня, но на руки ребенка ни разу не взял. Когда отец Гленвилл вызвался крестить младенца и спросил, какое имя дать ребенку, мистер О'Рейли с полнейшим безразличием ответил: «Все равно». Священник назвал мальчика Конрадом, уж не знаю почему: мне, признаться, не очень нравилось это имя. Мы с Мартином стали крестными малыша… А мистер О'Рейли вскоре очень надолго уехал.
Тут в горничных служила молодая девчонка Луиза, она и за ребенком приглядывала. Конечно, я виновата, что уделяла сыну мисс Одри мало внимания, но на мне был весь дом, хозяйство, свое и господское, три сорванца и муж. Шло время, мальчик стал подрастать, но однажды я случайно увидела, как Луиза ударила ребенка, раз и другой. Я, разумеется, на нее накричала, а когда мистер О'Рейли вернулся, сказала, что Луизу надо выгнать вон, потому что она бьет его сына, на что мистер О'Рейли спокойно отвечал, мол, ну и что, его самого в детстве били, да еще как — иначе послушания не добьешься. Я сказала, что одно дело, когда наказывают родители — я сама своим мальчишкам бывало всыплю! — и совсем другое, когда господского сына бьет прислуга. Мистер О'Рейли, помню, посмотрел мне в глаза и ответил: «Ты что думаешь, Джулия, ребенка с таким цветом кожи будут гладить по головке?» Я чуть не задохнулась от возмущения и заметила, что у мисс Одри кожа была еще темнее, однако она была леди и все ее любили! Мистер О'Рейли возразил, сказав, что мисс Одри была женщина, о женщинах всегда кто-то заботится, а мальчику придется самому пробивать себе в жизни дорогу. Вот, значит, какую судьбу он уготовил своему единственному ребенку! Я была вне себя и крикнула ему прямо в лицо: «Он же ваш сын, ваш родной сын!» Он промолчал, но, кажется, ему все-таки стало стыдно.
33 
