87 
– Ты узнаешь меня, мама? Это я, Амир!
Всегда сверкающие живым, ярким огнем, будь то огонь неистовой ненависти или безрассудной, любви, а теперь потухшие глаза Зухры медленно открылись.
– Сынок! Ты вернулся! – с трудом произнесла она.
– Да. К тебе!
– Я рада, что мы все-таки встретились в этой жизни, потому что скоро я попаду в ад, – прошептала Зухра.
– Меня тоже не ждут в раю, мама! – горько усмехнулся Амир.
– Ты не знаешь, что я совершила. Отравила мать Алима, когда тот был еще младенцем, потом хотела лишить жизни его самого, но яд случайно выпил Хасан. Я заслужила смерть!
Амир отчаянно замотал головой.
– Для меня не имеет значения, что ты сделала. Ты должна жить.
– Прошу тебя, – сказала Зухра и из последних сил сжала руку сына своей холодеющей рукой, – позаботься о своем сыне!
Потом закрыла глаза и испустила дух.
Bсе минуты, когда Амир рыдал, припав к бездыханному телу матери, молодая женщина поняла, что простила его, простила сполна, а еще осознала, что он стал для нее посторонним человеком, тем, кому можно сочувствовать, но которого невозможно любить так, как любишь по-настоящему близких, родных людей.
Амир поднялся на ноги, и Зюлейка заметила, как сильно он изменился. Она не ожидала увидеть его таким. Его лицо обветрилось, черты стали резкими, в них проступала железная твердость воина, привыкшего сеять смерть.
Но глаза были полны глубокого горя и неподдельной скорби.
– Зюлейка? – растерянно промолвил Амир.
С тех пор как они виделись последний раз, прошло десять лет, но он ее узнал.
– Да, это я, – прошептала молодая женщина.
– Ты и… мать. Почему вы здесь? – непонимающе произнес Амир.
Молодая женщина покачала головой. Она ощущала себя измученной, опустошенной.
– Об этом долго рассказывать.
– Ты права. Надо уходить отсюда.
Амир поднял завернутое в покрывало тело Зухры и бережно положил поперек седла. Потом взял лошадь за повод. В это время Ясин шепнул матери:
– Я знаю этого человека! Он злой.
Амир резко обернулся.
– Что это за мальчик? И… о чем говорила мать?
Зюлейка тяжело вздохнула. На сегодня было довольно и признаний, и объяснений. Она ограничилась тем, что сказала:
– Вспомни.
Амир замер, пристально глядя на ребенка. По его лицу проносились тени самых разных чувств. Изумление, радость, смятение. Сын, его сын! Какие странные, чудесные, щемящие ощущения, будто в сердце внезапно просочилось нежное, ласкающее тепло. А еще там поселились неловкость и стыд.
– Он меня помнит. Кажется, я тоже его узнаю. Я видел его с Алимом. Но почему мой брат сказал, что…
– Теперь это не столь важно, – перебила Зюлейка, – все равно наши с тобой пути расходятся в разные стороны.
Она взяла Ясина за руку и решительно зашагала по улице. Пронзенный внезапной догадкой, Амир бросился следом.
– Так ты жена Алима?!
– Я была ею. Мой муж больше не хочет меня видеть, – ответила женщина и продолжила путь.
– Постой! Не уходи. Что я должен сделать? Как могу помочь?
Зюлейка остановилась. Когда-то она отдала бы за эти слова и сердце, и душу, а теперь они вызвали только горестную усмешку.
– Ты мне не поможешь. Иди к Джамиле. Она тебя любит и ждет.
Амир посмотрел на ребенка.
– Алим знает правду?
– Теперь да. И не может простить.
Они помолчали.
– Куда ты собираешься идти?
– К своему дяде. Поживу у него несколько дней. Потом решу, что делать.
– Будь осторожна, – сказал Амир, – и береги… своего мальчика. Я… тебя провожу.
Остаток пути они проделали молча. Улицы были пусты и безмолвны – бои шли в другой стороне, – лишь иногда навстречу попадались неведомо куда бегущие люди, которые пытались спасти свой нехитрый скарб.
Амир должен был находиться не здесь, а там, где генерал ат-Тахир ибн аль-Хусейн завоевывал улицу за улицей, превращая их в груды щебня. Но сейчас его вело другое чувство – чувство священного долга, который испытывают по отношению к умершему и который он некогда не выполнил перед живыми.
Когда, Зюлейка подошла к дому своего дяди, Амир неожиданно встал на колени и произнес прерывающимся, глухим голосом:
– Прости меня! Прости за все, что тебе пришлось пережить по моей вине!
Молодая женщина, опустила на его голову свою легкую руку и ответила:
– Прощаю, Амир! Во имя твоей матери, которая спасла жизнь моему сыну ценой своей.
Голос Зюлейки звучал проникновенно и искренне.
87 
