52 
– Мне, пожалуйста, стакан молока.
– Молочко-то на Сахалине больно кусается.
– Я знаю, что молоко дорогое. Но я плачу…
С этим стаканом молока Полынов и сидел часами, внешне безучастный, слушая выкрики пьяных забулдыг, шушуканье базарных жуликов, отворачивался от призывов продажных женщин:
– Благодарю, мадам, но вы меня совсем не волнуете.
Потаскухи прямо шалели от подобных ответов:
– Так что же тебе еще надо? Или сиськой помахать, чтобы ты разволновался… тоже мне, псих ненормальный!
К ночи над Сахалином разбушевалась пурга. Пахом Недомясов выставил за дверь последних клиентов и, получив с Полынова за выпитое им молоко, присел к нему за столик.
– Вижу, что ты человек рискованный и раскованный. Много я знать не хочу, но спрошу: по какой статье здесь?
– По нечаянной… По… тридцать шестой.
– Ясненько.
– Дело! – потребовал от него Полынов.
– Вишь ли, из-под прилавка спиртишком торгую.
– Я это уже заметил, – сказал Полынов.
– Потому и говорю тебе как на духу… Возить спирт с Николаевска морем иль на собаках через пролив накладно. А тут многие самогон варят из онучей с портянками. Такой крепости, ажно дух захватывает, коли нюхнешь. Может, сговоримся?
– В чем?
– Ты мне – самогон, а я тебе – деньги.
– Сколько дашь за бутылку?
– Ну… рупь.
– Три! – потребовал Полынов.
– Без ножа режешь.
– Как угодно. Могу и без ножа.
– Ну, два… по рукам?
Полынов прикинул выгоды этого предложения. Обладатель спиртного на Сахалине всегда подобен банкиру, державшему пакет ценных акций. В каторжных условиях алкоголь давал человеку такую власть, перед которой сразу меркли все авторитеты надзирателей с их револьверами… Полынов сказал Недомясову:
– Хорошо. Согласен быть личным поставщиком двора вашего кабацкого величества… Но прошу аванс!
– Пардон, а это на что? – удивился кабатчик.
– Ради творческого вдохновения, иначе сюжет моей жизни рассыплется еще на первых страницах… гони, гад, «синьку»!
Пахом Недомясов был уже не рад своей откровенности:
– Да я тебя знать не знаю. Сунь тебе «синьку» в хайло, ты на улицу шмыгнешь, только тебя и видели.
– Тогда договор считаем расторгнутым.
– Постой, постой… А-а, подавись ты ею! – неожиданно шмякнул Недомясов на стол ассигнацию в 25 рублей.
Полынов изучил ее против света керосиновой лампы:
– Сразу видно иностранную работу. Правда, вот тут со штриховкой сплоховали, а в подписи кассира главного казначейства точка поставлена чуточку ниже. Хорошо бы жарить по утрам яичницу на костре из таких вот японских ассигнаций… Откуда?
– Губернаторский писарь забегал выпить. От него!
– Это который зовется Полыновым?
– Да, он самый. Уже при галстуке бегает.
– Тогда мне все понятно, – сказал Полынов настоящий, аккуратно укладывая полученные 25 рублей в бумажник. – Но если на спирте наживается даже крупное начальство Сахалина, то мне, каторжной морде, сам бог велел не забывать о себе.
Полынов собрался уходить, застегивая арестантский бушлат на все пуговицы. Высоким и чистым баритоном вдруг он пропел:
Эй, лейся, песня удалая!
Лети, кручина злая, прочь…
17. Развитие сюжета
Весь день бушевала пурга, заметая Александровск сугробами сыпучего снега; хлесткий ветер громко колошматил листами жести, сорванной с крыш, где-то на углу Рельсовой улицы со звоном разбился уличный фонарь. Но к вечеру все разом притихло, чистое небо развесило над сахалинской юдолью гирлянды созвездий.
– Если мы звали гостей, – сказала Ольга Ивановна мужу, – так нехорошо, если они застрянут в сугробах. Ты бы оставил свои газеты да расчистил дорожку от калитки до крыльца…
Волохов взял деревянную лопату и раскидал возле дома снежные завалы, чтобы могли пройти гости. Они ждали сегодня Вычегдова, их обещал навестить и поляк Глогер, появившийся на Сахалине с последним «сплавом». Ольга Ивановна заранее застелила стол холстинной скатертью, услышала скрип калитки.
– Открой, – велела она, – кажется, идет Вычегдов…
Разматывая на шее вязаный шарф, Вычегдов почти весело оглядел стол супругов Волоховых, украшением которого была большая сковородка с жареной картошкой.
– Я первый? – спросил он. – Вот и хорошо… А вы не слышали новость? Вчера вечером прямо напротив губернского правления кто-то напал на конвоира. Выкрутил у него из рук винтовку и скрылся. Сейчас ищут, а найти никак не могут.
52 
