Последние отзывы

  69  

Пшеничный хлеб тонкого помола, головки сыра, запеченная с укропом лососина, гуси, так и сочащиеся аппетитным жиром, тушеное мясо, над которым курился соблазнительный аромат тмина и чеснока — всё это и многое другое слуги развозили на маленьких тележках. Пахтанье, сидр, пиво и мед лились рекой. На каждом столе красовались глиняные вазы с яблоками. Джек в жизни не видывал столько еды за раз. Это отчасти примирило его с давешним знакомством с кошмарным граффиском.

Олаф восседал в громадном кресле во главе стола, перед очагом По одну руку от него сидели Руна и Джек, по другую руку вполголоса переругивались из-за лучших кусков мяса многочисленные сыновья. Жены и дочери, ежели не носили угощение из внешних кухонь, трапезовали в другом конце зала — к слову сказать, куда более чинно. Хейди приглядывала за Люси. Даже рабам отвели место у дверей. И, насколько Джек мог судить, ели они то же, что и прочие.

Радость и ликование царили в зале; пирующие то и дело затягивали песню. Одна только Торгиль мрачно держалась особняком и в общем веселье участия не принимала. Усадили ее между женской и мужской половиной: Олаф, смягчившись, не стал отправлять ее к рабам, как грозил ранее. Однако место ей досталось отнюдь не самое почетное — в отличие от Джека Торгиль сидела в одиночестве: этакий островок уныния посреди шумного празднества. «Интересно, где же ее родные?» — гадал Джек.

— Помоги убрать со стола, — предложила Хейди строптивице.

Вместо ответа Торгиль швырнула деревянное блюдо на пол.

— Это женская работа! — завопила она.

— Ничего зазооорного в ней нет. Хочешь не хочешь, а ты — одна из нас.

Все голоса разом смолкли. В зале воцарилось молчание; лишь потрескивание огня в очаге нарушало тягостную тишину.

— Подбери тарелку, — внезапно рявкнул Олаф, да так, что собравшиеся подскочили как ужаленные.

— Я не такая, как они! Я — воительница! — бушевала Торгиль.

— Ты — сирота, живущая моими милостями. Если бы кто-нибудь из моих воинов повел себя так, как ты, я бы ткнул его носом в тот кавардак, что ты только что сотворила. А ТЕПЕРЬ ПОШЕВЕЛИВАЙСЯ!

Торгиль, опрокинув стул, бросилась к двери. Никто даже не попытался остановить ее. Хейди лишь покачала головой и нагнулась подобрать с пола разлившееся варево.

Джек же откинулся назад; сердце его бешено колотилось в груди. К горлу подкатила тошнота. Мальчик сидел ближе всех к Олафу, так что от великаньего рева у него до сих пор звенело в ушах. Но что еще хуже, ярость и боль Торгиль обрушились на него тяжким ударом. Он сам не мог понять, почему.

Его учили служить жизненной силе. Когда в мыслях его царил покой, Джек ощущал ее токи в воздухе и в земле. И между Руной и Хейди тоже, что, впрочем, было неудивительно. Ведь Хейди — ведунья, а Руна — скальд. Кроме того, оба пришлись Джеку по душе.

А вот Торгиль он ненавидел лютой ненавистью. Она — злобная и мстительная грубиянка. Она наслаждается смертью. В характере ее нет ровным счетом ничего привлекательного, и всё же… Джек никак не мог забыть, как девочка шла по улице одна-одинешенька, и никто даже не сказал ей: «Здравствуй». Олаф назвал ее сиротой… значит, семьи у нее нет. Джек искоса глянул на Руну: тот, как ни в чём не бывало, макал хлеб в подливку.

— И куда она теперь пойдет? — спросил Джек.

— Торгиль-то? Да в бане заночует… Похоже, старый воин на этот счет нисколечко не волновался. — А ежели луна выйдет, так она на холм поднимется, прибьется к королевским псам..

— К своим братьям и сестрам, — добавил один из сыновей Олафа, коренастый парнишка, у которого только-только начали пробиваться усы. Уголки его глаз самую малость загибались кверху; Джек понял, что мать его — Хейди — Только псы ее и терпят.

— Довольно, Скакки, — одернул сына Олаф. — Она же не виновата, что то и дело впадает в буйство. Это у нее от отца, а, Одину ведомо, лучшего берсерка на свет еще не рождалось.

Все загомонили в знак согласия.

— А королевские псы — это такие здоровые, серые? — спросил Джек.

— Вижу, ты с ними уже познакомился… усмехнулся Олаф.

Оставалось лишь удивляться тому, с какой легкостью великан перешел от бешенства к добродушной приветливости. Однако кто-кто, а Джек-то отлично знал, что и в ярость он впадает с той лее легкостью.

— Да, было дело: они набежали на нас с Люси — но тронуть не тронули.

— Детей они не обижают, — объяснил Скакки — Вон положи Хильду к ним в миску, — он ткнул пальцем в сторону довольно-таки раскормленного младенца, что шумно сосал Лоттину грудь, — так они и не рыкнут.

  69