2 
Джонатан немного спустился навстречу ей. Крутой и узкий склон с одной стороны ограничивала отвесная каменная стена, с другой — обрыв. Далеко внизу, из-под быстро летящих облаков, то и дело показывалась деревня Ароза, относившаяся к восточному кантону Граубюнден.
— Неужели всегда было так тяжело? — спросила Эмма, когда муж приблизился к ней.
— В прошлый раз ты поднялась первой.
— Прошлый раз был восемь лет назад. Старею.
— Да-а, тридцать два — это не шутка. Просто динозавр ископаемый. Ничего, доживешь до моих лет — вот тогда все действительно покатится по наклонной. — Достав из рюкзака бутылку воды, он протянул ее Эмме. — Ну, как ты?
— Еле живая, — ответила она, опираясь на палки. — Может, пора звать шерпов?[1]
— Страна не та. Здесь у них — гномы. Они умнее, но слабее. Сами справимся.
— Уверен?
Джонатан кивнул:
— Просто ты перегрелась. Сними на минуту шапку и выпей побольше воды.
— Будет сделано, доктор. — Она стащила с головы вязаную шапочку и принялась жадно пить из бутылки.
Джонатану вспомнилось их первое совместное восхождение восемь лет назад. Он — новоиспеченный хирург — только что вернулся из Африки, где служил в составе организации «Врачи без границ»; она — решительная английская медсестра, которую он привез с собой в качестве невесты. Перед тем как начать восхождение, он поинтересовался, был ли у нее подобный опыт прежде. «Небольшой, — ответила Эмма, — ничего особенного». Однако вскоре она первой взошла на вершину, продемонстрировав при этом навыки суперпрофессионального альпиниста.
— Ну вот, другое дело, — сказала Эмма, проведя рукой по волосам.
— Точно?
Она улыбнулась, но в ее зеленовато-карих глазах застыла усталость.
— Прости, — сказала она.
— За что?
— Я теперь не такая спортивная и только задерживаю тебя. И еще за то, что не ходила с тобой в последние несколько лет.
— Не говори глупости. Я очень рад, что ты рядом.
Эмма поцеловала его:
— Я тоже.
— Слушай, погода совсем испортилась, — уже серьезнее заметил Джонатан. — Может, вернуться?
Эмма отдала ему бутылку.
— Даже не думай, трус. Однажды я уже обошла тебя здесь, на горе. И вот увидишь, снова обойду.
— Спорим на деньги?
— Есть ставки и получше.
— Например? — Джонатан сделал глоток, отметив, что ему приятно слушать, как она болтает всякую чепуху.
Сколько это уже длится? Шесть месяцев? Или даже год, с тех пор как у Эммы начались страшные головные боли и она стала закрываться в темноте часа по четыре кряду. Он не мог назвать точный срок. Определенно до Парижа, а Париж был в июле.
Отогнув рукав, Джонатан посмотрел на свои многофункциональные часы: высота — 9200 футов, или 2804 метра, температура — минус 10 градусов Цельсия. Он уставился на показания барометра: давление падало на глазах.
— Что там? — спросила Эмма.
Джонатан убрал бутылку с водой в рюкзак.
— Прежде чем ситуация улучшится, она значительно ухудшится. Давай-ка отсюда сматываться. Ты уверена, что не хочешь вернуться?
Эмма решительно покачала головой.
— Ладно, иди вперед, я — следом. Только крепления поправлю.
Джонатан присел и вдруг увидел, как на загнутые концы лыж упала, рассыпавшись, пригоршня снега. За считаные секунды его лыжи сплошь покрылись снегом, а концы стали мелко подрагивать. Про крепления он тут же забыл.
Осторожно поднявшись на ноги, Джонатан посмотрел наверх: прямо над ним вздымался северный склон горы Фург — тысячефутовая стена из камня и льда, увенчанная щербатой вершиной. Преобладающие ветры намели к основанию отвесной стены рыхлый снег, и этот тяжелый снежный карниз имел вид самый угрожающий. Выражаясь по-научному, набрал критическую массу снега.
У Джонатана, опытного альпиниста, ходившего в Альпы, Скалистые горы и даже в Гималаи, мгновенно пересохло в горле. Он не раз попадал в передряги, проходил там, где другие не могли. И знал, когда стоит беспокоиться по-настоящему.
— Чуешь? Того и гляди обрушится, — встревоженно сказал он.
— Ты что-то слышишь?
— Нет. Пока нет. Но…
Где-то вдалеке… где-то над ними… над вершинами прокатился ухающий раскат. Горы содрогнулись. Он подумал о снежном наддуве на Фурге. Продолжительные холода превратили его в гигантскую смерзшуюся плиту весом сотни тонн. То, что он сейчас слышал, был не гром, но грохот оседающей плиты, продавившей нижний, более рыхлый и слабый слой.
2 
