148 
Надо сказать, что обратно, в тюремный коридор, я входил с большой опаской, но окулл не появлялась, и я побежал вдоль кирпичной стены, к дальней, знакомой двери. На ходу сунул в замок кинжал, разрушил его фигурой, однако попасть на лестницу сразу не удалось. Я постарался вспомнить, где находилась щеколда или засов, чтобы не тратить силы на разрушение дерева. Срезать петли мне не хотелось, это значило, что фигура больше не будет защищать вход в святая святых его милости, а, следовательно, окуллу больше не потребуется моя помощь.
Промыкавшись минут десять и взмокнув так, что грязь и сажа потекли по лицу, я наконец решил проблему и вышел на тёмную, неосвещённую лестницу. Держась рукой за внутреннюю стену, шершавую и ледяную, я начал подниматься по серпантину, стараясь беречь дыхание и считая ступени. Дважды я проходил мимо тайных дверец, из-под которых лился тусклый свет, и единожды слышал тихую музыку лютни и женский смех.
Поднявшись выше, я оказался на площадке, жалея, что не захватил из караулки фонарь. Эта дверь была сложна, обычный замок на ней отсутствовал, я помнил, как колдун, прежде чем отправить меня в камеру, нажимал на скрытый рычаг. Вне всякого сомнения, был он и с этой стороны.
Я нашёл его после нескольких минут лихорадочных поисков, на уровне плеча, в виде скобы для факела. Прежде чем нажимать на неё, долго слушал, не раздастся ли из комнаты какой-нибудь звук?
Скоба удивительно мягко ушла в стену. Приоткрыв маленькую щёлку, я заглянул внутрь. Зал был пуст, так что я смело выбрался наружу, очень надеясь, что маркграф всё-таки находится в замке, а не где-нибудь в отъезде, на пути в столицу. Первое, что следовало сделать, оказавшись здесь, — запереть вход в покои. Стражникам придётся постараться, чтобы выбить эти массивные, дубовые, окованные железом двери. Им потребуется таран или очень крепкая голова.
Я пошёл дальше, проверяя каждую комнату, и застал его милость за чтением книги. Он сидел в ночной рубахе и колпаке, опустив ноги в таз с горячей водой, где плавали розовые бутоны, и с интересом листал фолиант о способах охоты на медведя.
Маркграф был не один, воду ему подливал тот самый миньон, что давал сигнал к выстрелу требушета. Он и заметил меня первым, схватился за пистолет, совершенно забыв, что у того не зажжён фитиль, и я швырнул в человека нож. Клинок угодил ему в грудь, но не убил. Я прыгнул на него, опрокинув на пол, добил кинжалом и резко откатился в сторону, так как длинная шпага из фаледской стали едва не разрубила мне рёбра.
Маркграф Валентин Красивый, босой, в ночной рубашке, но вооружённый, твёрдо сказал:
— Ван Нормайенн, вы похожи на чёрта, и я намереваюсь загнать вас обратно в ад.
— Ваша милость выглядит слишком нелепо, чтобы бросаться громкими фразами. — Я вытащил корд. — Я пришёл сообщить, что не планирую служить у вас.
Он атаковал так быстро и стремительно, что если бы не мой опыт общения с душами, то коварный выпад сделал бы дырку в моём сердце. Но я разорвал дистанцию, отмахнувшись кордом.
— Стража! К оружию! — крикнул маркграф, надсаживая глотку, а я тут же напал, отвернув лицо от взвизгнувшей перед глазами шпаги и пытаясь сократить расстояние между нами.
— Боюсь, до них слишком далеко, чтобы вас услышали.
— Я в состоянии убить тебя и в одиночку.
Он здорово погонял меня по залу, пользуясь преимуществом своего оружия. Я швырнул в него кувшин с кипятком, промазал, едва не поскользнувшись на крови убитого, вновь отступил и заработал лёгкую царапину на бедре.
— Первая кровь, — улыбнулся маркграф. — Теперь, пожалуй, пощекочем твой живот.
Двигались мы примерно с одинаковой скоростью, но мне было нелегко избегать встречи с холодным жалом.
Он, как любой из благородных, умел драться, фехтовать, и до его опыта, финтов, стоек и шагов мне было как до луны. Зато я знал, что такое уличная драка, борьба в переулке и рубка в плотном ряду пехоты, под выстрелами пушек, аркебуз и арбалетчиков. Я знал, как выживать, а он умел лишь убивать, и это сыграло злую шутку, когда я использовал против подлеца подлый приём.
Как только маркграф в очередной раз попытался рассечь мне лицо, я шагнул прямо под падающую шпагу, атакуя кордом и, в свою очередь, метя противнику остриём в лицо. Ему пришлось блокировать, поддавливая мой клинок своим, и перенести вес на стоявшую впереди ногу. Разумеется, не было и речи о том, чтобы вывести из равновесия столь опытного фехтовальщика, держался он на ногах крепко, но зато я оказался достаточно близко, чтобы ударить его в колено, прежде чем он успел поменять стойку.
148 
