Лёгкий, ненавязчивый романчик 
104 
И её расстроенно-счастливое лицо снова стало таять слезами.
Никки зашла в свою каюту, села в кресло и посмотрела в иллюминатор на рыжую стенку кратера и блестящие окна космопорта. Вдруг она явственно почувствовала, что за стёклами стоят и машут руками её старые друзья. И девушка поняла — у неё появился ещё один родной дом. Место, которое пропитано терпким до слёз прошлым.
«Верно, верно!» — взволнованно танцевали блики в комнате у бассейна.
В комнате её счастливого детства.
«Марсианский орёл» засвистел, заклекотал двигателями — и за двадцать три минуты полёта перенёсся в другое полушарие Марса. Посадочная полоса в порту «Саусгарден» была не так ухожена, как бетон столичного космопорта, и под садящимся кораблём взвихрились клубы ржавой пыли, покатились тёмно-синие камни, сдутые газо-плазменным напором.
Вокруг расстилалась марсианская пустыня, лишь на горизонте виднелись пологие стеклянные купола.
— Нам не разрешают садиться ближе к оранжереям, садоводы не любят пыль и летящие камни, — объяснил капитан и скомандовал: — Все на выход! Теперь вами займётся мистер Дикори.
Школьники высадились из шлюза, но, к своему удивлению, не нашли возле корабля ни автобуса, ни другой машины, которая могла бы доставить их к оранжерейному комплексу, виднеющемуся вдалеке.
Посреди буро-красного песка, усеянного почти чёрными камнями, стояла лишь одинокая фигурка — плотная и короткая, с сердито упёртыми в бока руками. Чистый гном.
— Экскурсанты, слушать меня внимательно! — раздался скрипучий голос в динамиках скафандров. — Я — старший оранжерейщик Дикори, и я решаю, что показать вам сегодня. Начнём нашу экскурсию с прогулки по поверхности Марса. Пройдём километр пешком.
— Пешком?! — возмутился голос Дитбита.
— Кому из слабаков не нравится, — проскрипел оранжерейщик, — тот остаётся на корабле.
Он резко повернулся и зашагал, причём не к куполам «Саусгардена», а заметно забирая влево — к ближайшему крутому склону кратера.
Делать нечего. Студенты, по-утиному переваливаясь в жёстких скафандрах, пошли за Дикори: сначала — гурьбой, потом — длинной цепью.
— Посмотрите вокруг! — пронзительный голос оранжерейщика вкручивался в уши не хуже шурупа. — Бесплодные камни и песок! Атмосфера в сто раз разреженнее земной, состоит на девяносто пять процентов из углекислого газа, остальное — азот и аргон. Кислорода всего десятые доли процента, водяного пара — только следы. Средняя температура марсианской почвы минус шестьдесят градусов Цельсия. Лишь летом в полдень температура воздуха может достичь плюс двадцати пяти. Перепады температуры — больше сотни градусов. Песчаная буря со скоростью ветра в сто метров в секунду как наждаком царапает даже прочное стекло!
Низенький человек вдруг остановился и обернулся. Идущие сзади студенты чуть не налетели на него. Возник затор, и вокруг гнома-оранжерейщика подковой сгрудились экскурсанты.
— Разве это не чистое безумие?! — крикнул гном, оглядывая студентов. — В таких условиях мечтать о садах!
Шлемы экскурсантов, подчиняясь напору гнома, робко закивали: да, да, чистое безумие.
Гном повернулся ко всем сердитой спиной и снова зашагал вперёд.
Джерри и Никки шли и с любопытством озирались. Небо Марса имело красноватый оттенок, и по нему быстро неслись редкие розовые облака. Расщелина, мимо которой ковыляли студенты, была до краёв заполнена белым холодным туманом. Иногда из оврага вылезало мутное щупальце и накрывало идущих, оседая изморосью на прозрачном пластике шлемов.
Никки отключилась от общей трансляции, оставив только связь с Джерри, и спросила:
— Робби, ты успел поговорить с компьютером МарсоИнститута?
— Да. Пока вы, многоклеточные амёбы, спали, как дохлые медузы, я с ним подружился. Он помнит мой высокий приоритет двенадцатилетней давности, и мы полезно поговорили.
— Он сказал тебе что-нибудь про список? — не удержался от вопроса Джерри, идущий совсем рядом.
— Нет. Но он сообщил, что двенадцать лет назад Айван Гринвич попросил его построить модель последнего полёта Юрия Торага и проанализировать возможные причины его гибели. В это время я находился на стажировке в МарсоИнституте, и кибермозг привлёк меня к моделированию. Он утверждает, что я получил интересные результаты. Но он не знает, какие.
— Как так не знает, если он сам тебе поручил расследование?
104 
