9 
Они почему-то не выглядели болезненно белыми в тусклых сумерках. Очевидно, хорошо загорел летом. Мужчина подрагивал от холода, но не замечал этого.
— Одевайтесь, — сказала я. — Там, где раньше был ремонт квартир, сейчас ветеринарная клиника.
— Что? — не понял он.
— В том же здании, где парикмахерская.
Сначала там была прачечная, потом какой-то кооператив, потом ремонт квартир, а сейчас открыли ветеринарную клинику. Представляете, где это?
— Нет. — Он быстро надел куртку на голое тело.
Надо умудриться жить в нашем районе и не знать, где находится единственная парикмахерская.
— Пошли, — сказала я. — Донесете его?
Это метров шестьсот.
Рэй тихо заскулил, когда его поднимали, но глаз не открыл, только обнажил верхнюю челюсть и показал замечательно огромные клыки.
Мы шли по мокрым газонам, чтобы сократить путь. Грязь чавкала под ногами — то была лебединая песнь моих стареньких полусапожек. Мужчина что-то бормотал своей собаке. Вначале он нес пса на вытянутых руках — не так, как носят ребенка, а так, как несут поднос с посудой, опасаясь за ее сохранность. Потом он прижал собаку к себе, ноги у хозяина Рэя стали заплетаться.
— Сколько весит собака? Двадцать, тридцать килограммов?
— Пятьдесят три, — ответил мужчина на мой вопрос.
Ничего себе! Точно как я.
Синий крест на стеклянной вывеске ветеринарной клиники светился, но дверь была заперта. Никаких признаков жизни. Я давила на звонок и слышала, как он гремит в пустом помещении.
— Их водой сегодня залило, — услышала я голос за спиной и оглянулась.
Мимо проходила молодая мама с коляской, в которой отчаянно колотил ножками ребеночек.
— Еще днем была авария, — продолжила она. — А у вас собачка заболела? Дяденька, вы плачете?
Она обращалась к моему спутнику, который уселся на ступеньки крыльца и уткнулся лицом в собаку. Рыдает он или дрожит от холода?
— Девушка, вы не одолжите на время коляску? — попросила я. — Видите: собака под машину попала. Она полцентнера весит, а я здесь рядом живу. Я врач, хирург, заштопаю ее дома. Ребенка — на руки, собаку — на коляску, и через десять минут мы вас отпустим!
Пожалуйста!
Не отвечая, молодая мамаша отвернулась и резво покатила коляску прочь.
Хозяин Рэя, услышав мои слова, поднял лицо — сухое, без слез, отрешенное и злое в синем неоновом свете ветеринарной вывески.
— Что вы сказали? Вы думаете, его можно спасти?
— Конечно, можно. Рано своего пса хороните. — Я была совершенно не уверена в том, что говорю. — Рана у него не глубокая, внутренности наверняка не задеты. В противном случае кишки бы вывалились на асфальт.
Похоже, я составлю хорошую компанию Октябрьскому или даже посоревнуюсь с ним в цинизме. На самом деле мне хотелось пожалеть собаку, погладить ее мохнатую голову, сказать слова утешения хозяину. Но я достаточно видела мужчин, которые предобморочно зеленеют при виде шприца и стискивают зубы под рентгеновским аппаратом.
— Дьявол! — выругался мужчина. — У меня как будто отнялись ноги.
— Голубчик, либо вы будете жалеть себя, либо свою собаку.
— Рэй в моей жизни настоящей самое существо дорогое.
У него была странная манера говорить.
Чтобы его понять, мне пришлось мысленно переставить слова местами: «Рэй в моей настоящей жизни самое дорогое существо».
— Надеюсь, в прошлой жизни вы питали слабость и к людям.
— Вы совершенно правы.
— Я права в том, что нам надо двигаться. Возьмите себя в руки! Вернее — в ноги.
Ваша собака меня раздела.
— Что?
Я сняла пальто и постелила его н крыльцо:
— Кладите сюда собаку.
— Одну минуточку, сейчас.
Он устремил взгляд куда-то в пространство, сделал три глубоких вдоха и движение головой, будто выныривал из воды.
— Готов. — Он легко поднял собаку, шепнул ей что-то и уложил на «носилки».
Я никогда не видела, чтобы человек так быстро собирал волю в кулак, концентрировался и преображался. Только что был раздавлен горем, растерян и подавлен, а теперь полностью владел собой. У него и взгляд изменился: вместо затравленного — решительный и острый. Он посмотрел на меня, оценивая, гожусь ли я в лекари «существу дорогому самому».
— Берите за полы, а не за рукава, — приказала я, клацая зубами от холода.
— Что такое полы?
Я взяла его руки и пристроила одну ладонь у ворота моего «прощай, пальто», другую — в конце застежки. Сама точно так же, симметрично, встала с другой стороны. Перекинула свою сумку через голову за спину — как санитарка времен войны — и взялась за носилки:
9 
