Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
103 
Ивасюта настегнул рысака. Боевики рассыпались по домам.
Борисяк остался ночевать у Казимира, сказал Корево:
– А кому, вы думаете, мы обязаны такой случайности?
– Ну, только уж не Дремлюге, – засмеялась акушерка.
– И я так думаю, что это наверняка наш князь пролиберальничал. Впрочем, спасибо ему, если так: нам здорово повезло!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Дремлюга, радостно возбужденный, не удержался и позвонил Мышецкому прямо в губернаторский дом:
– Ваше сиятельство, ваше указание мною выполнено…
– А что я вам указывал, капитан?
– Местные акгивуи арестованы… вся головка!
– А я и не говорил, чтобы вы их арестовали.
– Как же так? Не вы ли, ваше сиятельство…
– Послушайте, – остановил его губернатор. – Да, я велел вам пресечь активность погромной партии. Да, я указывал на пресечение способов мерзкой пропаганды. Но арестовывать – нет, нет!
Дремлюга малость подзакис.
– Не выпускать же? – сказал. – Шуму от них не оберешься…
– А – станок? – вдруг спросил Мышецкий.
– Что, что, ваше сиятельство? Что вы сказали?
– Повторяю: вы станок печатный забрали у них?
Дремлюга повернулся от аппарата к Бланкитову:
– Олухи, вы станок взяли? Князь спрашивает…
Бланкитов опешил:
– Три бомбы, ящик с револьверами… А станок – нет!
– Извините, князь, – продолжил Дремлюга, – отвлекли… Да, вы можете не беспокоиться: мы станок взяли… Спокойной ночи!
А потом гаркнул на Бланкитова, как на худого щенка:
– Воздух портишь? Дуй обратно, что есть мочи, и быстро вези станок сюда. Слышал? Я князю уже доложил, что станок здесь…
Бланкитов упорхнул, как мотылек, в черную уренскую ночь. Трещенко и Персидский смаковали на все лады оплошность своего напарника, распивая пиво, судили без жалости:
– Конечно, разве Еланкитову можно доверить? Оно и верно, что человек он опытный, да за галстук вправляет не приведи бог…
Прошел целый час. Выли в подвале арестованные активуи.
– Где Бланкитов, дерьмо такое? – бушевал Дремлюга.
В половине второго ночи пришел незнакомый дворник.
– Капитан Дремлюга вы будете? – спросил с опаской. – Вот вам тогдась гумага преважнецкая, господа писать изволят…
Это был рапорт Бланкитова с просьбой об отставке.
– Я его отставлю! Отставлю и приставлю! Где он?
– Ходють, – сказал дворник. – По улицам темным ходють. А войти не смеют. Потому как причина нам неизвестная. Но – ходють!
– Трещенко, Персидский, за шкирку его, ко мне, расшибу!
Изъяли с темной улицы.
– Вот он… расшибайте!
– Был я, – заплакал Бланкитов, – все облазил. Нет станка!
Дремлюга так и плюхнулся на стул, аж сиденье треснуло.
– Я не буду, – сказал. – Теперь ты сам звони князю… Ну?
– Может, утречком еще пошукать? – рыдал Бланкитов. – Может, где под кроватью и не заметил… Вот солнышко взойдет, тогда…
Дремлюга сорвался с места. Прыжками, словно зверь, кинулся в арестное отделение. Распахнул двери камеры – первой же.
– Фа-ми-ли-е? – закричал. – Быстро!
– Извеков я буду… Ферапонт, а по батюшке – Матвеев.
– Произведен – когда был?
– Родился-то когда? Погоди, сейчас вспомню…
– Сословие?
– Ну, мещанин… Так что?
Тресь по зубам:
– Где станок?
Ферапонт в угол так и закатился.
– За што лупишь? – орал. – Нешто я скрал станок? Ну, да! Стихи печатали… в рифму! Так поди и возьми, где стоит…
Дремлюга развернулся, снова – клац по зубам:
– Ты мне Пушкина тут не выкобенивай! Говори: где станок?
– Поди да возьми, говорю. Пошто клеишь меня? Ну, печатали, не сомневаюсь… Так вить кому можно, а нам – с маком?
Дремлюга ремень на штанах расстегнул, намотал его на руку. Тяжело качалась острая бляха. И пошел прямо на активуя:
– И не такие у меня бывали. Да кололись – без сучка и задоринки. Станешь тонкий, звонкий, а уши – топориком! – И хлестал бляхой. – До утра думай… Где станок? Куда спрятали?
И до утра все «думали». Сообразить не могли. Наигранно веселым голосом (где наша не пропадала) доложил Дремлюга губернатору по телефону:
– Ваше сиятельство, неувязочка вышла, провались оно все. Бланкитов, сотрудник мой, чудак такой, не прихватил станочка единовременно. А теперь он куда-то завалился, не найдем!
На другом конце города долго-долго молчал князь Мышецкий.
– А ведь дело-то, – сказал потом строго, – оборачивается отныне серьезным. Самое главное не исполнено вами…
103 
