119 
– Довольно! – сказал Огурцову. – И слушать не буду отговорок. Болен ли он, умирает ли – пусть явится…
Вспомнил он вдруг, как стояла внаклонку Ксения Жеребцова и летели шары из-под ее молотка. Скоро, скоро – вот выпадет снежок! – и закатаются по губернии шары другие.
Будут шары эти белые и черные – выборные!
Будет дворянство избирать себе нового предводителя…
«Атрыганьева – в шею!» – твердо решил Мышецкий.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Этот же вопрос занимал и Додо: все чаще думала она о Паскале: «Не еврей ли? Осип да еще Донатович… Однако его пора уже взять в наши шоры. Лишние деньги никогда не кусаются!»
Раскрыв толстую книгу (дневник мыслящей женщины), Додо меленьким бисером застрочила:
«Евлогий Фуфанов неуловим, говорят, видели его на вокзале, собирался куда-то ехать. Был пьяным. Без станка нам горе! Ферапонт просит денег на вставку зубов. Где возьму?..»
В дверь постучали. Додо захлопнула дневник.
– Дерните сильнее! – крикнула она.
Дернули, и на пороге предстал капитан Дремлюга:
– Евдокия Яковлевна, не возражаете, коли войду к вам?
– Ради бога, оставьте меня, – вспыхнула Додо. – Вы жалкий человек, громила и насильник… Прочь!
Дремлюга плотно затворил двери, огляделся, нюхая воздух:
– Ах, и всегда-то у женщин такой… дух! Ромом, что ли? Или цветами? Как бы то ни было, все равно – хорошо у вас… Евдокия Яковлевна, слов нет, вы – мое несостоявшееся счастье!
– Слушайте, капитан, это уж слишком… Я же сказала, кто вы!
– Позвольте? – Жандарм присел на краешек стула. – Да, – сказал глубокомысленно, – просто у вас тут так хорошо… Ах!
Додо отвернулась, показав ему спину, как футляр от гитары:
– Ну, если вам так уж хорошо, то черт с вами – сидите!
– Хорошо, хорошо, – говорил капитан, строя улыбки (Додо при этом быстро писала). – Дадите почитать? – спросил он.
– Вставьте сначала зубы Ферапонту Извекову, – ответила Додо.
– А сколько, мадам, у него зубов?
– Было тридцать два, как и у каждого человека.
– А – осталось?
– Я не считала ему зубы. Но половины, кажется, нет.
– Да, – согласился жандарм, – убыток в хозяйстве заметный.
Додо услышала за спиной шелест кредиток. Обернулась:
– О! Да вы – богатый мужчина, капитан.
– Корпус жандармов его императорского величества никогда не отличался мещанской скаредностью… Тьфу! – плюнул Дремлюга на пальцы, чтобы считать удобнее. – Пожалте! На золотые не наберет. А так, беленькие, ему в самый раз… Вы довольны, мадам?
– Мне-то что? Мне зубы не выбивали. – Додо спрятала деньги в стол. – А с чего такая щедрость корпуса жандармов? – спросила.
– Ну-у, как же иначе… такая дама! Такое диво, как вы…
– Бросьте, – огрызнулась Додо. – Что вам надобно? Говорите.
Дремлюга поискал глазами – куда бы кинуть фуражку:
– Борисяка вот я взял… слышали?
– Какой вы хвастун, капитан! Повесьте его себе на шею…
– Шутите, мадам?
– Шучу. Но только не юродствую.
– А я, выходит, юродствую? Так?
– Выходит… Куда дели моей станок? – обрушилась она вдруг.
– Вот это, – заметил Дремлюга, – разговор деловой женщины!
Додо выдержала на себе его взгляд – холодный, жесткий.
– Так что? – намекнула.
– Ничего. И станок стоит. И бумажка лежит. И краски пахнут.
– Верните же, – засмеялась Додо, уже дружелюбнее.
– Зачем?
– Это – мое.
– Чепуха!
– Паскаль – еврей? – вдруг фыркнула Додо.
– Вроде нет, – ответил Дремлюга. – А на что вам это?
Посмотрели друг на друга, как заговорщики, и весело рассмеялись. Лед отчуждения быстро растаял.
– Тут Ениколопов шуры-муры строит, – доверительно сообщил капитан. – Он уже взял Паскаля на мушку… Хотите эсера опередить?
– Благодарю… А – станок?
– У хохлов, сударыня, есть хорошая поговорка: не лезь поперед батьки в пекло! Слышали? Так вот… Позвольте курить? – Дремлюга с наслаждением раскурил папиросу. – Так вот, – повторил он, – станок тоже… ваш!
Додо от такого внимания жандарма стала сама не своя.
– Когда можно забрать? – заторопилась она.
– Ни-ко-гда, – ответил жанарм.
– То есть? – удивилась Додо.
– То есть станок останется у нас. В жандармском управлении. Всю литературу вы будете печатать, мадам, секретно. Под моим наблюдением. Никуда не выходя из наших стен. Понятно?
Додо соображала: что ж, это чудесно, под охраной Дремлюга, за его широкой спиной, тайком, забронирована от угроз брата…
119 
