очень нудно 
48 
Матт на цыпочках подошел к насосной станции. Только бы Моховичок не заскулил прямо сейчас — слишком страшно это будет. Наверное, Мария не придет. Если уж он сам шарахается от каждой тени, то можно представить, как испугается она. Нет, все-таки придет. Если какое-то дело кажется ей важным, храбрость ее не знает границ.
Матт добрался до глицинии. Что делать — подождать здесь или проверить, как там Моховичок? Ему совсем не хотелось входить в маленький темный домик. К тому же если он зайдет, Мария не будет знать, где его искать. Неожиданно он услышал какой-то шум, а в следующий миг все уголки сада залил яркий свет прожекторов. Сработала система безопасности! Матт на миг ослеп. Он попятился в заросли глицинии, и тут его обхватили чьи-то могучие руки.
— Пустите! — закричал Матт.— Я не враг! Я клон Эль-Патрона!
Простак Дональд и Тэм Лин подхватили его за руки и за ноги и вынесли на середину лужайки.
— Это я! Это я! — кричал Матт.
Но Тэм Лин хранил угрюмое молчание.
Из Большого дома вышел сенатор Мендоса. Он встал перед Маттом, сжимая и разжимая кулаки, как будто ему стоило немалых усилий держать себя в руках. Долго, очень долго он, не издавая ни звука, стоял и изучал лежащего перед ним мальчика. Потом бросил:
— Ты хуже, чем животное!
Слова вылетели с такой неукротимой ненавистью, что Матт — словно от пощечины — судорожно дернулся в объятиях держащих его телохранителей.
— Не бойся, я тебя не трону. Я не такой. Кроме того, ты принадлежишь Эль-Патрону, ему и решать...
Снова долгое молчание. Матт уже сомневался, скажет ли сенатор что-нибудь еще, но тут Мендоса прошипел:
— Могу твердо пообещать лишь одно: ты больше никогда... в жизни... не увидишь мою дочь!
— Но почему? — выкрикнул Матт.
От изумления он позабыл обо всех своих страхах.
— Сам знаешь почему.
Матт понятия не имел. Все это — чудовищный кошмар, от которого он никак не может проснуться.
— Я просто хотел поговорить с ней! Я собирался отдать Моховичка обратно. Не хотел ее расстраивать. Теперь я раскаиваюсь, что затеял это. Пожалуйста, позвольте мне увидеться с ней. Чтобы извиниться.
— Как ты можешь извиняться за то, что убил ее собаку?
Матт не поверил своим ушам. Не ослышался ли он? Только потом до него дошел весь ужас случившегося.
— Я не убивал! Разве я мог так поступить с Марией? Я же люблю ее!
Едва слова эти сорвались с его губ, Матт понял, что совершил страшную ошибку. Сенатор Мендоса хрустнул пальцами, словно хотел задушить Матта и бросить его тело в лотосовый пруд. Ничто не разъярило бы его сильнее, чем упоминание о том, как близки стали Матт и Мария,— настолько близки, что на дне рождения у Эль-Патрона Матт у всех на глазах потребовал от нее поцелуя.
Это было немыслимо! Как будто шимпанзе надел человеческий костюм и потребовал, чтобы его усадили за одним столом с людьми. Даже хуже. Потому что Матт не был обычным зверем из дикого леса.
— Простите! Простите!
Разум Матта больше не повиновался своему хозяину. Он мог только извиняться и извиняться и ждать, пока сенатор Мендоса услышит его и простит.
— Твое счастье, что ты под защитой Эль-Патрона. Сенатор Мендоса зашагал прочь.
— Шевелись,— сказал Тэм Лин и вместе с Простаком Дональдом потащил Матта к дому.
— Я этого не делал! — закричал Матт.
— На пузырьке с лауданумом нашли твои отпечатки пальцев.
Меньше всего Матт ожидал, что Тэм Лин будет говорить с ним таким тоном — холодном, полным горечи и отвращения.
— Я и правда взял лауданум, но я не давал его собаке!
Они быстро шли по коридорам, ноги Матта волочились по полу. Перед дверью в квартиру Селии Тэм Лин на мгновение остановился.
— Я всегда говорил,— сказал он, тяжело дыша, словно после быстрого бега,— всегда говорил, что правду сказать лучше. Даже если она очень неприятна. Соврать сможет каждая помоечная крыса. Это их крысиное дело — вранье. Потому они и крысы. А люди не убегают и не прячутся в темноте, они выше этого. Вранье — это самая мерзкая, самая глубокая человеческая трусость.
— Я не вру!
Матт не мог сдержать слезы, хотя и понимал, что плакать — это по-детски.
— Я еще могу поверить, что ты сделал ошибку,— продолжал Тэм Лин.— На пузырьке написано: три капли. Но три капли — это доза для взрослого человека. А Моховичок — маленькая собачка. Такая доза могла его убить. И убила!
48 
