29 
«Просто не верится, что я на это способна», — подумала Мэри-Линетт, дойдя до изгороди, окружавшей сад. Но не поверить было невозможно. Она собиралась вторгнуться на чужую территорию и, возможно, откопать там мертвое тело… но при этом сохраняла удивительное хладнокровие. Конечно, она испытывала страх, но паники не было. Возможно, внутри нее таится много такого, о чем она и представления не имела.
«Может быть, я вовсе не та, за кого себя принимала?»
Темный сад был пропитан запахом. Но это было не благоухание ирисов или бледно-желтых нарциссов, которыми когда-то украсила клумбы миссис Бердок, и не аромат диких трав — иван-чая и «разбитого сердца». Здесь пахло козами.
Пробираясь вдоль изгороди, Мэри-Линетт не спускала глаз с высокого силуэта дома. Свет горел только в двух окнах.
«Только бы они меня не увидели… только бы не наделать шума…»
Ступая медленно и осторожно, замирая на каждом шагу и не отрывая глаз от дома, Мэри-Линетт направилась к тому месту, где виднелась свежевскопанная земля. Первые два взмаха лопатой ничего не дали.
«Так. Нужно действовать уверенней. И не стоит следить за домом: в этом нет никакого смысла. Если они выглянут, то все равно заметят меня, и в любом случае я ничего не смогу поделать».
Но как только она вновь поставила ногу на лопату, позади, в рододендронах, раздалось: «У-у-у-ш-ш!»
Мэри-Линетт застыла, вцепившись в лопату.
«Успокойся, — приказала она себе. — Это не сестры. И не Эш. Это какое-то животное».
Она прислушалась. Из козьего сарая донеслось унылое «мэ-э-э…».
«Ерунда. Наверное, кролик. Копай!»
Мэри-Линетт подняла полную лопату земли… И вдруг снова раздалось: «У-у-у-ш-ш!»
Она услышала сопение. Затем шуршание. Определенно, это животное. Но, похоже, крупнее кролика.
«Какая разница? — успокоила себя Мэри-Линетт. — Здесь нет опасных животных. К тому же я не боюсь темноты. Это моя естественная среда обитания. Я люблю ночь».
Но почему-то сегодня ночью все было иначе. Может, виной всему была неожиданная встреча с Эшем. Она выбила ее из колеи, вызвала досаду и замешательство. И сейчас Мэри-Линетт казалось, будто некто пытается внушить ей: темнота — это вовсе не естественная среда для человека, и Мэри-Линетт, с ее слабым зрением, недостаточно тонким слухом и обонянием, не создана для нее.
«У-у-у-ш-ш!»
«Возможно, у меня отвратительный слух, но это я слышу прекрасно. И мне это не нравится. Какое-то большое животное сопит в кустах…
Какое же крупное животное могло здесь оказаться? Это не олень, олени обычно фыркают. Это кто-то покрупнее и повыше койота. Может, медведь?»
Но тут она услышала другой звук: кто-то энергично продирался сквозь сухую жесткую листву рододендронов. В тусклом свете, падавшем из освещенных окон дома, она увидела, как всколыхнулись ветви…
Оно выходило…
Мэри-Линетт схватила лопату и бросилась прочь. Но не к дыре в изгороди и не к дому — там было опасно. Она побежала к сараю с козами.
«Тут я смогу защититься… не впустить его… стукнуть лопатой…»
Однако из сарая ей ничего не было видно. Сквозь грязные стекла двух окон Мэри-Линетт все равно не могла разобрать, что там в темноте, снаружи. Она не видела даже коз, которые находились рядом, хотя и слышала их.
«Не включай фонарь! Только выдашь себя».
Она вся напряглась и застыла, прислушиваясь к тому, что там, снаружи.
Тишина…
Она ощущала только запах коз. Запах дубовых стружек, которыми был устлан пол вперемешку с разлагающимся козьим пометом. Все это издавало зловоние, но хорошо сохраняло тепло в сарае. У Мэри-Линетт от напряжения вспотели ладони; в руках она судорожно сжимала лопату.
«Я никогда никого не трогала… с тех пор, как мы с Марком в детстве дрались… но, черт возьми, сегодня утром я ударила незнакомого человека…»
Она надеялась, что сможет сделать это и сейчас — если понадобится.
Коза легонько боднула ее в плечо. Мэри-Линетт оттолкнула ее. Другая коза вдруг заблеяла. Мэри-Линетт закусила губу.
«Снаружи кто-то есть… Козы тоже услышали…»
Она почувствовала кровь на губе и стала ее слизывать, ощущая медный привкус, будто она держала во рту медную монетку. Кровь имела вкус меди. Внезапно она подумала: это вкус страха.
…Дверь сарая открылась.
И тут Мэри-Линетт охватила паника.
В сарай вошел кто-то страшный. Этот кто-то сопел, как животное, но мог открыть дверь, как человек. Она его не видела: и в сарае, и снаружи было одинаково темно. Ей не пришло в голову включить фонарь, единственным ее побуждением было немедленно двинуть его лопатой, прежде чем он до нее доберется. Ею завладел чистый, первобытный инстинкт самозащиты.
29 
