Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
113 
— На них не обращай внимания, — неожиданно сказала Герда.
— На кого это на них? — поинтересовался Герман, на этот раз усаживаясь поближе к костру.
— На тех, кто смотрит из темноты, это высыпи. Они чем-то похожи на следопытов, очень любят гостей, — девушка улыбнулась, — но тоже безобидные.
— Вот как? На следопытов? — Герман скрипнул зубами. — Нигде нет покоя от этих проклятых существ.
Девушка не ответила, казалось, она уже спит. Охотник решил оставить ее в покое. Несмотря на то что первый день знакомства с дочерью Дуго у Германа прошел в постоянных словесных баталиях, охотник отлично осознавал, что, если бы не Герда с ее умением управлять автомобилем, из района Багажников так быстро они бы не выбрались.
Франц вернулся к костру, облизывая палец, в который воткнулся шип. Госпитальер доверху наполнил каску красными ягодами. Густав, увидев еду, одобрительно заворчал и первым потянулся к каске. Герман поначалу осторожничал, с опаской поглядывая на то, как чавкает Черный Принц, но, когда за ягоды взялся Дуго, недоверчивый охотник окончательно убедился, что никакой опасности новая еда не представляет, и взял сразу целую горсть.
Плоды оказались мясистыми и действительно очень питательными. Конечно, таким количеством сыт не будешь, но голод по крайней мере утолишь. Единственное, что не понравилось Герману, — это странный привкус ягод. Во рту стало так противно, словно он полдня лизал ржавую железку. Так что съев две горсти, охотник от дальнейшего ужина отказался. Все доедал прожорливый Густав.
— Тут еще осталось немножко, — сказал великан, спохватившись, что съел почти все ягоды в одиночку, — кто-нибудь, может, хочет, а?
— Может, Герда? — Франц неуверенно посмотрел на Пилигрима.
— Не стоит ее будить. Пусть спит. Да и нам пора. Герман, разбуди меня через три часа, я тебя сменю, — зевнул Пилигрим и отправился на боковую.
Герман едва заметно кивнул. Густав, осознав, что никто на ягоды не претендует, опрокинул остатки ужина в глотку, нахлобучил каску на голову и стал устраиваться на ночлег.
Сумерки медленно расползались вокруг, тени деревьев заполнили поляну, накрыли ее темным пологом, небосвод потускнел, померк, наступила ночь. Поначалу робко, а затем все сильнее и ярче на летнем небе засияли звезды. Сотни алмазных светил, рассыпавшихся на черном бархате ночи, разгоняли мрак, не позволяя ему захватить власть в засыпающем лесу. Герман сидел, положив арбалет на колени, и вглядывался в ночь. На границе света костра и мрака сновали юркие тени безобидных маленьких зверьков — высыпей, а где-то наверху, в раскидистой кроне дерева, дремал королевский уж…
Глава двенадцатая
ПУСТЬ СУЩЕСТВА, КОТОРЫЕ НАЗЫВАЮТ СЕБЯ ЛЮДЬМИ, ГОВОРЯТ:
И пришел Господь к детям своим, прежде чем испытать их огнем и мором, и научил, как строить Убежища. И пережили дети Его и огонь, и мор, и Черные века, и ярость предавшихся Тьме и не попавших в чистые дома Его. И вышли они в обновленный мир, дабы воссоздать его первозданную чистоту и жить в нем во славу Господа своего.
ВНЕМЛИТЕ ГЛАСУ ЧИСТОГО РАЗУМА:
И пришел Господь к истинным детям своим, прежде чем испытал их огнем и мором, и научил, как строить Убежища. И пережили истинные дети Его и огонь, и мор, и Черные века, и ярость продавшихся Тьме теней. Но попали зерна сомнений в один из чистых домов Его, и предались люди Дьяволу и стали жить меж теней. И в гневе своем запер Он дверь и наложил на нее печать вечную, чтобы никто из отступников не вышел в обновленный мир, — и умерли все они медленной и мучительной смертью.
Почти через час после того, как отряд покинул место ночевки, редколесье, так и не решившееся перейти в густой лес, внезапно расступилось. Впереди насколько хватало глаз раскинулась холмистая равнина, пестрящая красными пятнами густого кустарника и зелеными рощицами низких лиственных деревьев. В луговой траве росли большие ароматные цветы, вокруг царило такое буйное разноцветие, что путники невольно залюбовались открывшимся перед ними чудесным видом.
— Вот это да-а-а! — выдохнул Франц, с восхищением разглядывая незнакомую местность.
Герман замер, словно опасаясь неосторожным движением нарушить совершенную красоту окружающего ландшафта. Городской житель, всю жизнь проведший среди закрывающих небо каменных домов и растрескавшегося от времени серого асфальта, только теперь он смог оценить, какие просторы скрываются за давным-давно придуманным кем-то сухим определением — «пустоши». Теперь он знал, что «пустошами» эту местность мог назвать только тот, кто не имел глаз или просто ничего не чувствовал — не мог разглядеть великолепие этих мест.
113 
