241 
Гордов тоже был достаточно возмущен:
– Где Горлов, там и я – Гордов… это как понимать?
– Да совпадение, – утешал его Хрущев.
– За такие совпадения морду бить надо…
Вскоре они выехали на передовую, заодно навестили 64-ю армию, которой командовал «Василий Иванович», как называли солдаты Чуйкова, почему-то пренебрегая его фамилией. Вид у Хрущева, прямо скажем, был довольно-таки кислый, очевидно, под стать своему командующему, он не очень-то верил в то, что оборона Сталинграда надежна. Да и чем, спрашивается, они, Гордов и Хрущев, могли помочь фронту? Они и обстановки-то на фронте не ведали… На передовой появились не в самый героический момент – армия Чуйкова откатывалась за Дон, кто плыл в кальсонах саженками или брассом, держа на голове котомку со шмотками, иные цеплялись за автомобильные покрышки или за пустые бочки, держались за бревна.
– А вас… что? – орал Гордов. – Война не касается? Ну что за народ пошел?! Только бы пожрать да драпать…
Зато в штабе 64-й армии дорожки песочком посыпаны, будто тут гулять собрались, сам же Чуйков – даже в условиях фронта умудрялся выглядеть элегантно. С вызывающим шиком он, как джентльмен, опирался на трость. Но что особенно поразило Хрущева, так это его белые перчатки.
– Армия-то драпает… когда воевать научитесь?
– Учимся, – скромно отозвался Василий Иванович.
– Мало вас били, – упрекнул его Хрущев.
– Меня – да! – мало, – не возражал Чуйков, и Гордову стало явно не по себе, когда он со знанием дела стал нахваливать гибкую тактику противника. – Казалось бы, – доложил он, – оборона вдоль реки и должна бы повторять конфигурацию береговой черты. Однако немцы умышленно оторвались от береговых контуров. Даже отступили от реки, нарочно создав «ничейное» пространство, чтобы мы в нем завязли…
– Его армия драпает, а он, такой-сякой, врага же и расхваливает…
Тут Гордова и понесло: мать-в-перемать и в такую вас всех; выдал полный набор «душеспасительных» слов, а Никита Сергеевич тоже не скрывал, что Чуйков ему неприятен:
– И не стыдно ли фасонить перчатками? В такой исторический момент, когда вся страна напрягла свои силы на разгром зарвавшегося…
– Да у меня экзема… еще с Китая.
– Ладно – экзема. А дубина-то в руках для чего?
– Не дубина, а… стек! Мне так удобнее.
Тут Гордов и Хрущев в один голос:
– У него армия бежит, а он… Судить таких надо!
Ух, до чего же неприятен показался им этот Чуйков!
Возвращаясь в Сталинград, Гордов и Хрущев никак не могли успокоиться, дружно ругая Василия Ивановича:
– Нельзя таким пижонам доверять армию…
– Нельзя, нельзя, – соглашался Хрущев. – Ведь это на что похоже? Стек себе, перчатки, еще цилиндр не успел завести.
– Гнать его в три шеи, – решил Гордов, – чтобы такие пижоны мой Сталинградский фронт не позорили.
– Верно! В резерв его… пока не поумнеет!
Во время разговора со Сталиным Хрущев доложил, что Чуйкова они сняли – как неспособного! Не станешь же рассказывать о перчатках да трости, лучше сказать – неспособный.
– И правильно сделали, – послышался из Москвы ответ Сталина. – Чуйков такой пьяница, что весь там фронт пропьет…
Василий Иванович пьяницей не был. Но теперь, поди ж ты, доказывай «вождю народов», что ты трезвый, если «вождь» уже решил, что ты пьяный. Долго ли у нас на человека ярлык наклеить? А потом сам он не отлипнет и не отдерешь его…
4 августа Чуйков, отозванный в резерв фронта, возглавил оперативную группу Сталинградского фронта. Спросил:
– А где она, эта группа?
– Нет группы, – отвечал Гордов. – Собрать надо…
Чуйков не растерялся. Собирал в городе вышедших из окружения, отбившихся от своих частей, брал тех, кто из госпиталя выписался, если дезертира поймают – он и дезертира в строй ставил, внушал ему, чтобы дураком тот не был:
– Хорошо, что на меня напал. Другой бы знаешь куда тебя отвел? Не вчера война началась и не завтра закончится. Чем бегать-то, так лучше у меня послужи… Героем с войны вернешься, от баб отбою не станет, все девки перед тобой в штабеля сложатся…
Его оперативная группа скоро отличилась на фронте героизмом бойцов, и опять по фронту шла добрая молва:
– Вот Василь Иваныч… вот душа человек!
А кто теперь знает генерала Гордова? – Никто.
241 
