266 
Она сказала:
– Давай!
Рая никогда не видела слона. Я взял ее за руку, и мы пошли. На улице никого не было. Рая спрашивает:
– А где же слон?
Я увидел пожар, и мы пошли туда искать слона. Рая не могла идти. Она еще маленькая. Она спотыкается. Я взял ее на руки. Немного прошел и упал вместе с ней в яму, расшиб себе нос. Рая тоже расшиблась, стала плакать:
– Я хочу к маме.
Я сказал Рае:
– Ты посиди в ямке, а я схожу только посмотрю слона и вернусь к тебе.
Горел дом. Я пошел туда. Там слона не было. Я заглянул на другую улицу. Там горело много домов. Мне захотелось посмотреть. Я пошел, но вспомнил, что Рая ждет меня, и побежал назад. Я бежал быстро и упал, расшиб коленку. Было очень больно, но я не заплакал. Мне было жалко Раю. Она осталась одна. Я не мог ее найти. Я побежал не в ту сторону и заблудился. На углу стояла пушка. Возле нее были красноармейцы. Один побежал за мной. Взял на руки и спросил:
– Куда ты, мальчик, бежишь?
Я сказал, что потерял сестренку Раю. Он меня спросил:
– А где твоя мама?
Тут я вспомнил, что маму убила бомба, и заплакал. Я сказал красноармейцу:
– У меня только сестренка Рая.
Он меня спросил:
– Как тебя звать?
Я сказал, что меня зовут Владимир Иванович. Он меня отнес в подвал к другим красноармейцам.
– Вот, – говорит, – Владимир Иванович потерял сестренку.
Они спрашивают:
– Как же ты потерял?
Я говорю:
– Пошел искать слона и потерял.
Они сказали, что слон ушел к Волге, а Рая найдется.
Я не спал, все думал, что мне хорошо, я поел, а Рая сидит в ямке голодная. Сахар я не ел. Я оставил его Рае.
Утром красноармейцы стреляли из пушки. Я вылез потихоньку из подвала и смотрел, как они стреляют. Они меня прогнали, а я все-таки опять вылез.
Ночью пришла одна тетя и сказала:
– Ну, Владимир Иванович, пойдем со мной.
Я пошел с ней. Поднялась сильная стрельба. Мы долго лежали, потом ползли. Тетя велела мне забраться ей на спину. Мы приползли к Волге. Там было много детей. Я слышу – кто-то плачет. Думаю: наверное, это – Рая. Так и есть – Рая.
Она мне говорит:
– А я видела большущего слона.
Другие дети говорят:
– Мы тоже видели.
Мне не жалко, что я не видел слона, зато я нашел Раю.
Никогда больше я не оставлю ее одну».
* * *
22—23 августа 1942 года враг проявлял особый нажим на Сталинград, поскольку фюреру было обещано, что к 25 августа Сталинград будет взят…
Гот! Ему не удалось продвинуться вдоль полотна железной дороги (от Абганерова), и он переместил свою армию ближе к Волге, нанося удар с юга от Сталинграда через городок Красноармейск.
В полдень 22 августа Гот нанес мощный удар западнее станции Тингута, сжигая на своем пути все подряд для устрашения русских…
23 августа с утра Гот снова перешел в наступление. Наша артиллерия была не в силах остановить эту армаду, идущую колонна за колонной, и тогда вместо танков были выставлены «катюши». К большому сожалению, их снаряды были бессильны пробить броню, но зато они крошили гусеницы танков…
Гитлер требовал от Гота все новых и новых побед, и Гот тоже желал быть первым. Кто войдет в Сталинград, чтобы опередить и отнять лавры у Паулюса?..
* * *
Еременко рассчитывал, что первым ударит Гот с юга, и был удивлен, что так быстро продвинулся Виттерсгейм с севера.
22 августа на левом берегу Дона враг создал плацдарм протяженностью до 45 километров, где и накапливал силы.
23 августа, около 5 часов утра, с этого плацдарма, сметая все подряд на своем пути, ударная группировка врага прорвала нашу оборону, нанеся сильный удар с севера в стык 4-й танковой армии (танков не имевшей!) и 62-й армии, и вышла к Волге в районе Рынка и Латошанки.
Виттерсгейм рассек фронт надвое, железным клином вонзившись в нашу оборону, а острие этого клина торчало у самого берега Волги…
В результате этого прорыва образовался коридор в 60 километров длиной и около 8 километров шириной…
* * *
Начиная наступление, Паулюс рассчитывал на дерзость Виттерсгейма, а тот, в свою очередь, уповал на опыт пожилого лейтенанта Штрахвица:
– Не вы ли, Штрахвиц, были тем человеком, который еще в 1914 году со своей кавалерией вышел к Парижу?
– Так точно!
– Теперь, – сказал Виттерсгейм, – вам предстоит нечто большее! Если мой корпус – всего лишь рука, протянутая к Волге, то ваша рота станет пальцем этой руки, которая зачерпнет бутылку волжской воды – в подарок для нашего фюрера, изнывающего от жажды…
266 
