очень нудно 
48 
Роммель ответил пленному, что прежняя договоренность между Гарибольди и Уэйвеллом – не беспокоить противника, когда он освежается в море или загорает на пляжах, эта джентльменская договоренность пусть остается в силе.
– Но будь я на месте Рузвельта, – сказал Роммель, – я бы вам, англичанам, не послал по ленд-лизу даже коробки спичек. Зачем вам танки и самолеты, если вы все равно не воюете? Для вас партия в бридж или в теннис важнее проигрыша в бою… Уведите его к чертовой матери!
– Англия, – крикнул на прощание пленный, – способна проиграть все битвы, чтобы обязательно выиграть самую последнюю. В финале у нас тоже будет очень громкое Ватерлоо…
Паулюс проворчал, что не видит в Англии герцога Веллингтона. А беседы друзей проходили трудно. Лишь 3 мая Паулюс от увещеваний перешел к повелительному тону ОКХ:
– Эрвин, оставь в покое Тобрук, этот африканский Верден! Ты имеешь право продвинуть свои танки в Киренаике только в том случае, если Уэйвелл отведет свои танки назад.
– Слышу голос Гальдера, – догадался Роммель.
Паулюс ответил, что в Берлине его стали считать «не соответствующим должности» и, если Роммель не станет вести войну только оборонительную, с ним быстро расправятся. Паулюс по радио передал жене известие о себе, что жив-здоров, но согласен взять на себя командование Ливийским фронтом (Коко отвечала ему: «Не берись за это! Что будет с тобою, если тебя сцапают в Африке?..»). Наконец, вынужденный подчиниться, Роммель велел радировать в Бенгази, чтобы самолет Паулюса ставили на заправку.
– Русские еще не воюют, но уже начали побеждать… пока что здесь, в африканских пустынях! Не будь вашего плана «Барбаросса», и фюрер задарил бы меня орденами и новенькими роликами, уверен, он пролил бы над Ливией бензиновые дожди, чтобы я со своими солдатами завтракал у каирской «Семирамиды»…
– Ты не в обиде на меня, Эрвин?
– В стратегии я разбираюсь не хуже Гальдера. Вы остановили меня у ворот Египта, ибо русский фактор уже начинает диктовать мне свою волю.
Друзья вернулись в Бенгази, стали прощаться.
– Догадываюсь, – с понурым видом сказал Роммель, – что отныне я зависим от Восточного фронта. Будет Клюге нажимать в России, я буду нажимать в Африке, побежит Манштейн из России, тогда я буду драпать из Ливии…
Этим выводом Роммель доказал, что он человек умный, далеко видящий и слова его – сущая правда. «Советский фактор сковал средиземноморскую стратегию еще задолго до нападения на СССР» – так пишет наш великолепный историк В. И. Дашичев, трудами которого я пользовался.
* * *
Хищные орлы гитлеровской империи еще цепко держали в раскинутых когтях серп и молот. 1 мая 1941 года газета «Дер ангриф» вышла под прежним девизом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Но первомайской демонстрации в Берлине уже не было. Гитлер в этот день потребовал от рабочих занять места у станков. Геббельс не вылезал из радиостудии, часами прослушивая мажорное звучание воинственных фанфар. Раньше сводки вермахта «выпускались» в эфир под музыку «Прелюдов» Листа, а будущие победы над русской армией Геббельс хотел бы оформить более торжественно. Вероломно усыпляя бдительность обывателей, министр пропаганды 10 июня вдруг снял запрет… на танцы. В это же время, пока немцы отплясывали, радуясь движению своих еще целых конечностей, войска вермахта скрыто уже сосредоточивались на исходных рубежах, готовые обрушить пограничные столбы нашей великой державы.
– Еще один вопрос, – сказал Паулюс, застав Франца Гальдера за поливкой цветов. – Нам уже не сдержать любопытства солдат, эшелонированных под самым носом России. Начинаются сплетни, вредные домыслы. Все труднее убеждать войска, что они собраны возле Бреста и Львова для нападения на… Англию.
Гальдер опустошил лейку над цветущей резедой.
– Можно вести «пропаганду шепотом», будто Сталин согласился на пропуск вермахта через всю свою страну для нападения на… Индию, якобы вермахт совместно с Красной Армией! Этим эффектным слухом мы испортим и настроение Черчиллю.
Паулюс повернулся, но Гальдер удержал его.
– Послушайте, – сказал он, – а вдруг окажется, что линия Сталина – не блеф? Сталин слишком дорожит престижем своего имени и не отдаст его в пустоту… Вспомним хотя бы о Сталинграде; ведь он сделал из этого хлама новый Чикаго.
…Уже был отработан сигнал к нападению: «Дортмунд!»
48 
