158 
– Ну и шут с ним, – сказал Аристид Карпович. – Ничего не случится. Он хотя и ученый, но мужик крепкий… Поехали к Бабакаю, господа! Может, князь уже там?..
Конкордия Ивановна спать еще не ложилась. Пережитое в цирке оскорбление сидело в ее сердце прочно, как наболевшая заноза. Она безо всякого удовольствия поела тушеной печенки с поджаренным луком, выпила полбутылки дрянного винца (в вине она толку не понимала).
Потом больно щипнула себя за грудь.
– Дурак! – выругала она Мышецкого. – Столько добра, и все понапрасну пропадает…
Вошла горничная и доложила, что господин губернатор находится внизу и просит принять его.
– Прочь! – закричала Монахтина. – Гони его в шею…
Сергей Яковлевич уже стоял на пороге.
– Не надо, – тихо попросил он, – не надо гнать меня в шею. Я здесь ни при чем…
Горничная догадливо захлопнула двери. Конкордия Ивановна, поддергивая рукава халата, закружилась по комнате.
– Он здесь ни при чем! – закричала она. – Скажите, какое рыцарство! Одинокую женщину оскорбляют на глазах всего города, а вы даже не посмели вступиться, сударь!
Она сбросила с себя халат, осталась перед ним в ворохе шуршащих от крахмала юбок. Одна туфля полетела в один угол, другая – в другой.
– Всему есть своя мера, князь!
– Я пришел, чтобы сказать…
Монахтина уже сбрасывала с себя юбки.
– Вы способны приносить только несчастье, – продолжала она. – Но вам это даром не пройдет…
Вокруг пышных ног женщины билась белая пена кружев.
– А без меня не можете? – спрашивала она, подступая. – Не можете?.. Не можете?..
И тогда он медленным жестом стянул пенсне с переносицы…
Наутро Конкордия Ивановна задумчиво сказала:
– А лес-то, что мы купили, рубить надо к осени. Шелкопряд завелся… Вот уж не повезло – верно?
Спорить не приходилось: если Конкордия Ивановна говорит, что там шелкопряд, то, конечно, шелкопряд там найдется. Такая дама слов на ветер не бросает.
– Кому думаешь продавать? – спросил он.
– Бельгийцам, наверное, – ответила женщина. Она села в постели, стянула на затылке волосы в узел и закрепила его шпилькой.
– И сколько ты думаешь получить от продажи?
– Тысяч сто получим… Дело не шуточное!
Сергей Яковлевич раскурил папиросу и пронаблюдал, как заползает в щель на потолке клоп, улившийся кровью.
– Пятьдесят тысяч, – мне, – сказал он. – Мне надоело побираться…
6
Все надежды уренских капиталистов отныне были возложены на компанию черносотенцев. Агрыганьев, хотя и уступил первенство в организации Додо Поповой, но признавать открыто этого не хотел и щедро наделял посулами всех этих Будищевых, Троицыных и Веденяпиных.
– Господа, – убеждал он, – я сделаю все возможное в моих силах. Но вы сами понимаете, что наш губернатор настолько «зарумянился», что…
Веденяпин остановил его:
– Тес… тес! – И показал на Генриха фон Гувениуса, вертевшегося возле столиков, поблескивая моноклем.
– Не бойтесь, господа, – утешил Атрыганьев. – Этот мальчик наш. Ему тоже не сладко живется при губернаторе…
Разговор происходил в купеческом клубе. Заговорщики еще поболтали обо всех пакостях, которые возникли в их жизни с согласил жандарма, как следует перекусили в буфете, угостив (как «своего») и фон Гувениуса, после чего разошлись по столам.
– Ну, что, господа, крутнем по маленькой? – предложили братья Будищевы.
– За тот стол, – шепнул Атрыганьев фон Гувениусу, – будешь метать на Троицына… Я стасую в «кругляк», а ты на втором «винте» подмахнешь «гильотинкой»… Понял?
Прошлись первым абцугом. Фон Гувениус уже малость поднаторел с помощью доброго Осипа Донатовича и краем глаза заметил то, чего никто не заметил. Борис Николаевич при тасовке ловко сменил колоду на свою «аделаиду». В ней уже была готова его «гильотинка».
– Господа… рвите! – сказал предводитель.
Сначала игра шла ни шатко ни валко. С ленцой играли. Фон Гувениус пылал от счастья. Близость к такому высокому лицу, как предводитель и камергер Атрыганьев, совсем расслабила бедного немецкого дворянина: извиняясь перед обществом, Егорушка чаще обычного выбегал помочиться.
На второй «винте» Борис Николаевич пошел крупно – в две тысячи. Это уже – деньги, не мелочь.
Пора «гильотинить».
– Шестерка! – вспотел Троицын.
– И бита, – сказал фон Гувениус, выкинув карту.
За столом долго молчали. Посреди игроков лежала не шестерка, не семерка, не восьмерка, а – черт знает что. Егорушка в восторге своем не «достучал» карту как положено, и бубны застряли наполовину, не дотянутые до места.
158 
