очень нудно 
141 
— Мне надоело притворяться. Луций не подозревает о моей встрече с Гаем Эмилием, не знает даже о том, что Гай жив. А мне так и хочется швырнуть правду ему в лицо!
Тарсия мягко прикоснулась к холодной руке Ливий своей мягкой и теплой ладонью:
— Нет! Подумай о ребенке! Мужчины не прощают таких вещей! Он не примет малыша, и тебе придется уйти из дома. А Асконию оставит у себя и запретит тебе видеться с нею.
— Да, ты права! — в голосе Ливий зазвучали жесткие нотки. — Он ничего не узнает. Луций отнял у Гая все, потому будет вполне справедливо, если сын Гая в конце концов получит то, чем мы владеем!
— Но может родиться девочка.
— Тогда за третьим ребенком я тоже съезжу в Грецию.
— Мне кажется, ты хочешь отомстить им обоим, госпожа, — тихо сказала Тарсия после длинной паузы. — Только зачем? И за что? Муж хорошо относится к тебе, а Гай Эмилий… да, он женился, — по-видимому, не вынес одиночества и отчаяния, — но я уверена, что он по-прежнему любит тебя, тебя одну. Чтобы соединиться с ним, ты будешь вынуждена пожертвовать слишком многим, ты это понимаешь, а потому оставь все, как есть, не пытайся изменить жизнь: она никогда не бывает полной, чего-то всегда не хватает, и с этим приходится мириться. Так уж устроен мир. Разве я не права?
Ливия ничего не ответила. Вскоре Тарсия собралась уходить. Луций недолюбливал гречанку, и, зная об этом, она старалась приходить в те часы, когда его не было дома.
Позвав мальчиков, она отправилась в свой безымянный переулок. Карион шел рядом, а Элий вприпрыжку бежал впереди, его то и дело приходилось одергивать и окликать. В первый год жизни он часто болел и казался слабеньким, но потом так выправился, что Тарсия только диву давалась.
Сейчас она размышляла не о Ливий и не о том, как выучить Кариона, а совсем о другом: о том, что до вечера нужно сходить за водой, починить одежду мальчиков, о том, где подешевле купить хлеба и овощей, как засолить на зиму маслин и заготовить побольше чурок для жаровни. Ее жизнь была густо оплетена сетью мелких хлопот, не дающих ни думать, ни отдыхать. В том сосредоточился особый смысл, было зерно ее существования, она это понимала, а потому не помышляла роптать. Она жила радостью, когда глядела на подрастающих сыновей, и надеждой, когда ждала Элиара.
Уложив детей спать, Тарсия села чинить одежду. В это время в дверь негромко постучали. Молодая женщина привстала:
— Кто?
— Это я.
Что-то разом отпустило ее внутри, и она быстро протянула руку к запиравшему дверь крюку.
Уже стемнело; по стенам растекалось дрожащее красноватое свечение пламени, пылавшего в маленькой жаровне, оно отражалось в глазах и обводило лица тончайшей каймой.
— Надолго? — сразу спросила Тарсия.
— Завтра утром поеду обратно. Пока мне не положен отпуск, но я заплатил декуриону. И он взял с меня слово, что я не задержусь.
…В этом неярком свете лицо и плечи Тарсии казались янтарными, а волосы стелились по подушке сотнями и сотнями перепутанных золотых нитей. Они с Элиаром лежали в постели и молчали. Это было не тревожное, а умиротворенное, сближающее молчание: Тарсии казалось, что в такие мгновения она всем телом ощущает неспешное течение жизни, без слов отдается на его милость и волю.
Прошло время, и Элиар перестал бояться разоблачения: теперь он выглядел спокойным, собранным, уверенным в себе, и Тарсии нравилось, что он такой. Очевидно, он был вполне доволен нынешней жизнью, хотя она во многом была тяжелее той, какой он жил в гладиаторской школе: утомительные упражнения, изнурительные марши, когда легионеры помимо оружия тащили на себе кучу всякого скарба, железная дисциплина, порою несправедливая жестокость начальства…
— Что-то случилось, раз ты приехал так внезапно? — спросила Тарсия.
— Нет, — сказал Элиар, — ничего. Просто многие считают, скоро будет война, — тогда мы долго не увидимся.
— Война? Опять? С кем?
— Не знаю. Рим без войн — разве это Рим? Да и когда как не во время войны можно получить повышение по службе? — спокойно ответил Элиар. И, немного помолчав, прибавил: — Еще я хочу предложить тебе переехать в поселение близ нашей крепости: там живет много семей легионеров. Крепость еще не достроена, но говорят, потом у нас будет постоянный лагерь. Я смог бы чаще навещать тебя.
Глубоко вздохнув, гречанка произнесла:
— Нет, для детей будет лучше, если мы останемся в Риме.
141 
