Последние отзывы

  96  

— Конечно, меня! — кричал лейтенант. — Я финский патриот, а ты читала?.. Ты читала в «Суоменсосиалидемокраатти», что — ни одного немца!.. Вот, а он немец!.. Тащи пену!

— Ты пьян, Рикко, — уговаривал его Штумпф, сам начиная беспричинно смеяться. — Ты пьян, и пятнадцатое сентября еще не наступило. Я могу уехать шестнадцатого!..

Но на улице уже стоял грузовик, в котором рассаживались едущие в Лапландскую армию немецкие военные советники, и Штумпф уехал вместе с ними. Старый финн в синей жилетке еще долго сидел на крылечке, потом встал и, кряхтя и охая, поднялся в дом, где расположился Суттинен.

— Опьянел и спит, — доложила румяная нэйти.

Не выпуская изо рта медной трубки, старик прошел в комнату офицера, дал понюхать со своей сморщенной ладони лейтенанту какой-то порошок.

— Ох, ох, что ты! — забарахтался Суттинен, быстро трезвея.

— Нехорошо, — качая головой, тихо и совестливо произнес старик, — наша Суоми так страдает, а вы… пьянствуете. Сегодня, ровно в полночь, вам надо быть на даче госпожи Куркамяки, что в семи верстах отсюда.

— Что, что?

— Ну ладно, — сказал старик, — я еще зайду к вам, напомню…

Подполковник Кихтиля часто зевал и сразу же крестил рот: лапландские духи, как известно, настолько злы, что только и ищут лазейки, как бы забраться внутрь человека.

— Обождем еще немного, — говорил он, посматривая на браслетку золотых часов.

Госпожа Куркамяки спустилась в комнату, где собрались заговорщики, принесла поднос с маленькими чашечками кофе. Каждый офицер достал пакетик с мелко наколотым сахаром, стал пить кофе вприкуску. Чадила керосиновая лампа, поскрипывали стулья, под полом возились крысы.

— Ну, где же лейтенант Агрикола? — снова сказал Ких-тиля. — Связного к нему послали еще утром, а его все нет…

— Район Вуоярви, — заметил кто-то из угла, — очень труден для нашей работы. Там полковник Юсси Пеккала! И лейтенанту Агрикола, очевидно, не так-то легко вырваться…

Откуда-то сверху, через потолок, донесся бой часов.

— Ждать нельзя, — произнес подполковник, — пора приступать, господа… Лейтенант Суттинен, садитесь ближе!

Рикко Суттинен пересел к огню. Ему было немного скучновато на этом совещании, потому что многое он уже знал. Так, например, ему было известно, что сейчас по всей стране идет отбор офицеров-ветеранов, которые впоследствии должны будут стать командирами так называемых ударных батальонов. Назревает государственный переворот, и на пост «скандинавского фюрера» намечается — кто бы мог подумать? — сам начальник генштаба генерал Айро. «Я часто пью водку, болтаю лишнее, но об этом мне проговориться нельзя, молчи, мой рот, забудь это имя!..»

Один вянрикки перебил подполковника:

— Простите, херра эвэрстилуутнанти, — сказал он, — а если русские не станут оккупировать нашу Суоми, к чему тогда сведутся цели нашего заговора?

Кихтиля слегка, как показалось Суттинену, поморщился, и лейтенант, чтобы выручить своего начальника из затруднительного положения, ответил сам:

— Неужели вы не понимаете, вянрикки, что дело туг не только в оккупации. Азиатская угроза страшна не только нам, как соседям России, но и Англии тоже; наконец, Соединенные Штаты просто не потерпят усиления мощи Советов.

— Еще вопрос! — спросили из угла. — Мы все здесь члены одной организации, и нам хорошо понятны цели нашего патриотического движения. Но есть армия, которая разойдется после перемирия по домам, вгрызется в землю и… Какое солдату дело до Англии, а также и до Америки!..

— Согласия у солдат, — резко ответил Кихтиля, — мы не собираемся и спрашивать. На то он и солдат, чтобы повиноваться, а не рассуждать. Списки этой армии уже составляются по всем тридцати четырем шюцкоровским округам.

Донесся топот копыт. Отогнув край шторы, один офицер выглянул в окно:

— Кажется, лейтенант Агрикола из района Вуоярви!.

В сенях громко прошуршало тафтовое платье госпожи Куркамяки, щелкнула задвижка, раздались торопливые шаги, и дверь, выбитая ударом ноги, распахнулась. Все невольно вздрогнули.

На пороге стоял полковник Юсси Пеккала.

— Встать! — сказал он. — Я здесь самый старший!

Мокрое старое кепи расползлось на его голове, лицо и одежду опутывала лесная паутина. От полковника сильно пахло лошадиным потом. Он, видно, долго мчался сюда на лошади, не разбирая во тьме дороги, — отсюда и пот, и эта паутина…

Кихтиля первый оправился от смущения.

  96