65 
Краем сознания, еще не затопленным чер-нушным коктейлем, Дима понимал, что, не имея всей информации, строить обвинения на собственных эмоциях не самое умное занятие и не безопасное к тому же, но остановить растущую и крепнущую злость не мог.
Поэтому был Лев Семенович, облаченный в поварское, недоумевающий Осип, который предпочел скрыться с глаз, подчеркивание своего статуса, недовольство самим собой и от этого еще большее погружение в мутную злостную жижу.
После первых незначительных принятых фраз, чоканья «за вас — за вас» он спросил, контролируя интонации:
— Я отвлек вас от важного разговора в кафе? Что это был за мужчина?
Маша никак не могла взять в толк, почему он злится. То, что злится, и не просто злится, что-то кипит в нем, варится, ей было понятно как ясный день — он щурил глаза, золото радужки полыхало, то выплескивая лаву, то придерживая. Она чувствовала это пугающее клокотание.
Она, что ли, причина его настроения? Так, пардоньте-с! На обед она не напрашивалась, это была его инициатива. Что, пригласил, передумал, да деваться некуда?
И разозлилась в ответ: «Ой, да и ладно! Пусть себе злится, мало ли поводов у хозяев жизни злиться!»
— Бывший муж, — ответила ровно, — мы развелись месяц назад.
— Судя по всему, он против, — холодно и малозаинтересованно заметил он, так чтобы поддержать разговор.
— Да какая разница: против — не против! — как о больном зубе, скривившись, сказала Маша.
— Вы переживаете? Обидел? Изменил? — спросил он тем же тоном.
Она посмотрела на него, помолчала, отвернулась к спасительным речным пейзажикам.
— Да, я сегодня хватила через край. Но к семейным разборкам это не имеет отношения. Навязчивая докучливость чужого человека, который не понимает слова «нет».
— Как-то быстро, Мария Владимировна, через месяц — и чужой? — Дима чуть добавил в холодный тон тепленькой водицы удивления.
Маша снова повернулась и посмотрела на него. Дмитрий Федорович сидел в расслабленной, скучающей позе, откинулся на спинку стула, нога на ногу, в руке бокал красного вина.
Ни поза, ни нарочитая холодность тон а Машку не обманули, в нем что-то клокотало, он держал под контролем свое «варево», но на Машу волнами накатывали его эмоции такой силы, что мурашки бежали по позвоночнику.
«Ну, пусть себе!» — снова отмахнулась она мысленно.
— Вы его видели? Оценили?
Он кивнул — «видел, оценил, но промолчу...». Машка отвернулась — лучше она на реку будет смотреть, так проще!
— Ну вот. А я не видела и не оценила. Я тогда ничего не видела.
Она замолчала. Ей хотелось облечь в слова свое выстраданное понимание, рассказать Диме, но не Дмитрию Федоровичу, постороннему, не узнавшему ее человеку. Машка вздохнула — все равно он Дима, пусть и ставший другим.
— У меня один за одним умерли все родственники. Папа последним. После его похорон я вдруг поняла, что осталась на свете совсем одна. То есть абсолютно одна — ни друзей, ни подруг, ни родственников — совсем одна. Я так перепугалась! Всю жизнь жила в семье — бабушки, дедушки, мама, папа. У родителей были прекрасные друзья. И мне казалось, что это навсегда, я чувствовала себя защищенной. А тогда осталась как голая посреди площади. Друзей родителей давно раскидала жизнь по другим странам и городам, а кто и умер. Да к тому же я всегда очень много работала. Знаете, у нас в науке есть такое понятие: «чугунная поясница» — это про то, что, каким бы ты гениальным ни был, есть вещи, которые надо тупо «высидеть». Проштудировать, выучить, осознать, запомнить огромное количество научной литературы, учебников — базу — и очень много написать. От одиночества и страха я совсем закопалась в науку. Вот тут и появились
Юрик и его маман, которая представилась вдовой папиного друга, я ее никогда раньше не видела. И все-то мои страхи и незащищенность Владлена расщелкала и умело подвела меня под . родство и замужество. А я как зомби тогда была, ничего не соображала. Верите, лежала я как-то на пляже и пыталась вспомнить дату своей свадьбы и саму свадьбу — и не смогла. А когда отоспалась — как хомяк все спала и спала, первый раз лет за десять, — отдохнула, разум на место встал, и я увидела и осознала то, что давно должна была увидеть и осознать. И удалила из своей жизни чужих мне людей.
— Зачем же вы так много работаете? — плеснул на Машу варившегося в нем зелья Победный.
65 
